ВАЛЕРИЙ ЧКАЛОВ

                    Дилогия

                        Пьеса первая…

               (Публикуется во фрагментах)

                      МОСКВА

                         1949 – 1952 гг.

              ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ПЕРВОЙ ПЬЕСЫ

1.     Иосиф Виссарионович СТАЛИН

2.     Григорий Константинович ОРДЖОНИКИДЗЕ

3.     Климент Ефремович ВОРОШИЛОВ

4.     Андрей Александрович ЖДАНОВ

5.     Михаил Иванович КАЛИНИН

6.     Александр Николаевич ПОСКРЕБЫШЕВ

7.     Зинаида Александровна ЖДАНОВА

8.     Валерий ЧКАЛОВ

9.     Георгий БАЙДУКОВ

10. Александр БЕЛЯКОВ

11. Ольга Эразмовна ЧКАЛОВА

12. Евгения Сергеевна БАЙДУКОВА

13. Александра Дмитриевна БЕЛЯКОВА

14. Павел Григорьевич ЧКАЛОВ, отец Валерия Чкалова

15. ПОЛИКАРПОВ – авиаконструктор

16. Дед ИПАТ – старый волжский лодочник

17. Учитель

18. Гришиха – старуха

19. Поп

20. Урядник

21. Купец

22. ЧЕМ-ЧЕН – председатель рыболовецкого колхоза «Ломи» на острове Удд

23. Фетинья Андреевна – жена начальника лова колхоза

24. ТЕН-МЕН-ЛЕН – ее муж

25. Борода      )

26. Быков       )      - рыбаки острова Удд

27. Шетюхин  )

28. Ступиков   )

29. Катюша – дочь Быкова, пионерка

Жители Васильева и жители острова Удд

Время действия – 1916, 1935 и 1936 годы

Место действия – Волга, слобода Васильево, родина Чкалова,

                       Москва, остров Удд и Сочи – дача И.В. Сталина

                            АКТ ВТОРОЙ

       Когда весь зрительный зал погрузился в темноту – раздалась суровая торжественная музыка, в которой будто слышался, где-то летящий самолет… И вот в этот момент над зрительным залом пронесся узенький луч света и на маленьком экране перед сценой вспыхнули, прогремевшие в свое время на весь мир, следующие слова:

«Чкалову, Байдукову, Белякову.

Вся страна следит за вашим полетом! Ваша победа будет победой Советской страны. Желаем Вам успехов. Жмем ваши руки.

Сталин, Молотов, Орджоникидзе, Димитров».

       И, как только маленький экран исчез в темноте, и торжественно суровую музыку сменил рев разъяренного моря и неистовый свист ветра, - вокруг зритель увидел огромное, во все зеркало сцены, - полотно на котором с большой силой, словно с птичьего полета, - был запечатлен окруженный со всех сторон беснующимся морем продолговатый небольшой островок, который был изображен в тот момент, когда над ним проходил ночной ураган. Разбушевавшаяся вокруг него стихия, казалось была готова навсегда поглотить этот кусочек земли, при взгляде на который сразу же можно было понять, что все это находится где-то на краю света. Черные, косматые тучи неслись над ними настолько низко, что чуть не задевали крыш, сбившихся в кучу на одном краю острова, крепких, приземистых и будто вцепившихся в землю домиков, едва различаемого в ночной мгле крошечного рыбачьего поселка.

       И вот на фоне всего этого в суровых, мокрых одеждах, которые носят только те, для которых вот это море – это их жизнь, в широкополых зюйд-вестах стояло трое людей. Это были: Быков, Шетюхин и Ступиков – рабочие рыболовной артели «Поми» на острове Удд. И вели такой разговор.

       БЫКОВ – Н-да, ну и дела.

       ШЕТЮХИН – Как же это мы не досмотрели!

       СТУПИКОВ – Но до чего сволочь лихие летать! И ведь до самого последнего момента, все старались прорваться куда-то…, но ураган их как взял в клещи, вот они и заметались, окаянные, не зная уж куда свою морду ткнуть… и то к самому Сахалину обратно рванутся… то снова обратно к нашему острову прут…

       ШЕТЮХИН – Это не иначе, как хотели прорваться к устью Амура.

       СТУПИКОВ – Не иначе, как к Хабаровску из Америки шли… Или уже обратно шли… забросили какого-нибудь гада на парашюте в наши дальневосточные тылы… и назад в Америку…

       БЫКОВ – Нет, все-таки, я не думаю, что это из Америки… Может быть, наш гад какой-нибудь шкуру свою спасает… время-то тревожное… смотри, что внутри страны делается… Только если бы это были настоящие наши люди, так какого бы дьявола им надо было бы рисовать то, что у них на крыльях, - если как они заявили сразу как только мы подбежали к самолету, что они только из Москвы в Хабаровск шли… А значит шли только над советской землей…

       ШЕТЮХИН – Вот то-то и оно.

       БЫКОВ – Только вот чего я пока не пойму.

       СТУПИКОВ – Нечего тут больше и понимать. Все уже ясно.

       БЫКОВ – Нет, не совсем… А ну-ка, пойдем.

И как только они исчезли со сцены, большое полотно с изображением острова Удд, в ночной ураган, бесшумно поднялось наверх и перед зрителем на сцене предстала большая часть дома, принадлежащего начальнику лова рыболовецкого колхоза «Поми», Тей Мен-лену. Вдали за домиком в ночной мгле смутно вырисовывались очертания знаменитого самолета. Летчики потом вспоминали: «В домике было удивительно чисто. На полу ни соринки. На стенах портреты Сталина и Ворошилова». Чкалов, Байдуков и Беляков спят «в мертвую» на спальных мешках на полу. У пылающей печи, у которой сушится тяжелая одежда летчиков, хлопочет Фетинья Андреевна, жена Тем Мен-лена, довольно полная женщина, на вид которой в то время было лет 35-36. Сам хозяин сидит на табуретке у двери и мрачно смотрит на спящих.

       ФЕТИНЬЯ (зло, вполголоса) – Так ты мне ответишь или нет, куда это все ты бегаешь из дома! Ты чего опять косишься на них?

       ТЕН МЕН-ЛЕН – Мой думает, что это не наши люди… что-то рыжий…

       ФЕТИНЬЯ – Ай, батюшки! Так вот оно что! Да что ты очумел? Да какие же это рыжие?!

       ТЕН МЕН-ЛЕН – А так и мой дед… и мой отец… и весь мой народ – Америка рыжий называл… и я так буду…

       ФЕТИНЬЯ – Да с чего это ты взял? Откуда это тебя стукнуло в голову? Ты, что, уже не веришь и мне, русской… что это русские?!

       ТЕН МЕН-ЛЕН – Но наши русские тебе тоже не верят.

       ФЕТИНЬЯ – Ах, так вот чего вы там все шепчетесь, окаянные, на берегу! Ну я сейчас этому Быкову, Шетюхину и Ступикову задам… я их сейчас найду… вот дай только корову подою… (и схватив подойник и уже с порога.) Сиди здесь. И никого сюда не пускать. Ты понял меня?

       ТЕН МЕН-ЛЕН – Понял.

И как только Фетинья исчезла из дома, как с другой стороны домика, стали тихонько подходить к окну Быков, Ступиков и Шетюхин.

       СТУПИКОВ – Только бы на Фетинью не напороться.

       БЫКОВ (осторожно заглянув в окно) – Нет, Фетиньи, кажется, нет…

       СТУПИКОВ – Ну и что тебе не ясно еще?..

       БЫКОВ – А теперь посмотрите на них.

Ступиков и Шетюхин смотрят через окно на спящих.

       СТУПИКОВ – Ну, и что?.. Спят все еще.

       БЫКОВ – Обличье у них не то… вот что. Глаза у них не такие, я жизнь знаю. Чистые глаза… И обличье чистое… Такое только у хороших людей бывает… (Ступикову) Да и тебе ведь они нравились.

       СТУПИКОВ – Ну, что же! Да, понравились… А вот сейчас взглянул на них, так по моему бандит на бандите и бандитом погоняет…

       ШЕТЮХИН – И я вижу теперь, что хари каторжные, как на подбор… а на командира-то взгляни… Даже здесь слышно, как храпит… ну, зверь, чистый зверь…

Тен Мен-лен, который уже давно уловил что-то подозрительное за окном, выскочил из двери, обежал домик и увидев троих – испуганно замахал и толкая стал отгонять их от домика.

       ТЕН МЕН-ЛЕН – Уходите… уходите… Сейчас Фетинья придет… Жена придет… худо будет…

И вместе с троими отошли тут же от домика, вышли на авансцену и уже там продолжают свой разговор.

       СТУПИКОВ – Так что же, решаем?

       БЫКОВ – А вот наш председатель колхоза Чем-чен бежит, вот сейчас и решим.

Подбегает Чем-чен с ружьем.

       БЫКОВ – Ну, как?

       ЧЕМ-ЧЕН – Стрелять их к чертовой матери. Все ясно. Это рыжий, Америка, это шпиона.

       БЫКОВ – Да, это дело не хитрое, это я и один могу сделать.

       ЧЕМ-ЧЕН – Нет, я буду их стрелять… Это рыжий, шпиона, это Америка, который, когда-то ходил сюда… И деда моего убила… и много людей нашего народа убила кругом на этих островах и везде здесь… И еще теперь смеет лезть сюда… Не пущу!

       БЫКОВ – Стой! Куда!

       ЧЕМ-ЧЕН – Зачем стой?! Советский я человек! Почему нельзя шпиона рыжий стрелять, когда они сюда лезет?.. Скажи!

       БЫКОВ – Невыгодно их стрелять.

       ЧЕМ-ЧЕН – Как?! Шпиона невыгодно стрелять?

       БЫКОВ – Невыгодно. (И не замечая выглядывающей из-за домика Фетиньи Андреевны.) Вот может быть навалиться на них – связать, скрутить им руки назад, а когда утихнет ураган, переправиться через залив на Лангар, вызвать сюда пограничников и передать их им.

       СТУПИКОВ – Вот это толково. А пограничники там выяснят. Куда и зачем они летели или летят, куда, кого забросили или какого гада спасать летели.

И вдруг Тен Мен-лен обронил такую фразу, которая сразу же повергла всех в смущение.

       ТЕН МЕН-ЛЕН – Стой! (почесав в затылке) А как же… а что скажет… жена моя… Фетинья моя… (И все зачесали в затылке).

       ШЕТЮХИН – Да, эта баба все дело может напортить. Если бы она только узнала, что мы собираемся вязать этих летчиков, она бы такой крик подняла на весь «Залив счастья», что сами в море кинемся от нее.

       БЫКОВ (решительно) – Но раз тут дело касается такого, то и на Фетинью не посмотрим и не успеет она моргнуть, как мы их свяжем уже…

       ТЕН МЕН-ЛЕН – А если она кинется на нас в драку?

       БЫКОВ – То и Фетинью свяжем.

Фетинья, подбоченившись, выходит из-за угла.

       ФЕТИНЬЯ – Это кого? Это меня вы свяжете?

Все испуганно расступились.

       ФЕТИНЬЯ – Это меня вязать? Кто? Вы?.. А ну, подходи!.. Идолы окаянные. Одичали тут, на островах. Завозились тут с рыбой… Своих от чужих уж разбирать перестали… И уж кидаетесь нивесть на что… Я вам свяжу!

       БЫКОВ – Нам страна доверила охранять этот кусок советской земли и мы обязаны…

       ФЕТИНЬЯ – А я?!.. А я кто?.. Да, если бы это были не наши – то я уж давно сама бы притащила вас за шиворот, чтобы повязать их, гадов. А это русские… наши… я утробой их чувствую… и все по-русски говорят…

       ЧЕМ-ЧЕН – Ха! А если шпиона забрасывают в советские русские места, так не по-американски же он должен говорить…

       ФЕТИНЬЯ – Но…

       БЫКОВ – Что «но»? А буквы… буквы зачем на крыльях не наши?

       ФЕТИНЬЯ – Как не наши?

       СТУПИКОВ (рисуя на песке буквы «USSR-0,25») – Вот какие там буквы!

       ФЕТИНЬЯ – Ай, батюшки! Но может их самолет летел туда, где эти буквы были нужны?

       СТУПИКОВ – Нет, они сами сказали нам, что они летели из Москвы только до Хабаровска.

       ФЕТИНЬЯ – Так может заблудились, погода-то вон какая… Ну и промахнули Хабаровск.

       ШЕТЮХИН – Ну, что-то промахнули уж очень далеко… Так и в Америке, как раз окажешься…

       БЫКОВ – Нет, Фетинья, что они ни говорят, ничего не сходится. А, если этот самолет советский, то почему наших красных звезд на крыльях самолета нет?..

       ФЕТИНЬЯ – Как? И звезд наших нет?

       СТУПИКОВ – Ну нет красных звезд и все. Ну, ладно, буквы… Но звезды наши, как у всех наших самолетов, красные звезды – должны быть?

       ФЕТИНЬЯ – А как же! Но нет, тут… что-то не то… Но вязать их я вам все же не дам, а вдруг наши, а вы свяжете их, так вся советская страна на смех нас поднимет и с пароходов будут хохотать, которые мимо нашего острова проходят и никуда нельзя будет показаться… Будем ждать, когда утихнет этот шальной ураган – а потом…

И вдруг в ночной мгле с ревом проносятся самолеты, от чего Чкалов проснулся, приподнялся, прислушался, но самолеты уже исчезли.

       БЫКОВ – Ждать?!.. А это что?

       ФЕТИНЬЯ – Чьи это?

       ЧЕМ-ЧЕН – Это их ищут… рыжие ищут!..

       СТУПИКОВ – Теперь ты видишь какие здесь звери засели, если в такую погоду им на помощь идут…

       БЫКОВ – А поэтому решаем так: берем сейчас мою лодку и пойдем через залив за пограничниками. На Лангар!

       ШЕТЮХИН – Правильно. Пошли на Лангар.

       ФЕТИНЬЯ – Да вы очумели! Они лететь не могли, а вы на лодке хотите пройти. Смотри, что делается!

       СТУПИКОВ – Давай на моей лодке, моя крепче твоей!

       БЫКОВ – Беги, готовь.

       СТУПИКОВ – Есть… (и убегает).

       ФЕТИНЬЯ – Стой! Да вы что… Вы смотрите, что делается!

       БЫКОВ – А что бы ни делалось. Раз надо, так надо, может еще неделю будет бушевать… (И Чем-чену) А ты председатель не пойдешь?

       ЧЕМ-ЧЕН – Как я не пойду?

       БЫКОВ – А ты, если будут садиться чужие, или подходить с моря спасать этих, тогда иди с народом на все, но не выпускай.

       ЧЕМ-ЧЕН – Не беспокойся. Чем-чен – советский человек, наш колхоз советские люди, у меня давно никто не спит, все с ружьями сидят… чуть-чуть и перестреляем всех рыжих, только, дай бог, чтобы только сели или приплыли.

       ФЕТИНЬЯ – Постой! Но вы даже не сказали с ними по настоящему и двух слов… Подождите идти, может когда поговорим с ними, так и ходить не надо будет в такой ураган – смотри, ведь это же смерть…

       БЫКОВ – Что мы идем – это уже решено.

       ФЕТИНЬЯ – Ну, а на то как с ними держаться? Нам то можно с ними говорить, или нет?

       БЫКОВ (возвращаясь) – Вот хорошо, что напомнила! Пускай Тем Мен-лен, найдет сейчас нашего бороду… Он как раз хотел с ними поговорить… И он сообразит, как это сделать! Все.

       ГОЛОС СТУПИКОВА (издалека) – Давай, готово!..

       БЫКОВ (в ответ) – Идем!

       ФЕТИНЬЯ – Не пущу!

       ШЕТЮХИН – Пусти!

       СТУПИКОВ – Только нашим женам ничего не сболтни.

       БЫКОВ – И доченьке моей, Кате, не говори.

       ФЕТИНЬЯ (удаляясь вместе с ними) – Ой, не пройдете, смотрите, что творится – одна страсть!.. Пожалейте хоть своих детей!

И как только Фетинья и все остальные пошли в сторону, где стояла лодка, зритель увидел, как в домике Чкалов тяжело встал, молча подошел к окну, сел на скамейку и облокотившись на подоконник, уставился взглядом в темное окно и запел.

       ЧКАЛОВ (поет) – Меж высоких хлебов затерялося

                                      Небогатое наше село,

                                      Горе горькое по миру шлялося,

                                     Да и к нам невзначай забрело…

А за окном бушевал ураган. Затем зашевелился и Беляков, сел и протерев глаза, уставился на Чкалова.

       БЕЛЯКОВ – Валерий Павлович!

Чкалов не поворачивая головы, продолжает мрачно петь.

       БЕЛЯКОВ – Валерий Павлович!

Чкалов не ответил ни слова, накинул что-то на себя и продолжая напевать вышел из домика. Беляков пожал плечами, встал и тут взял из кучи вещей большую карту Советского Союза со всеми прилегающими к Дальнему Востоку чужеземными районами, повесил ее на стене, потом вынул какие-то бумаги и углубился в свои сложные штурманские расчеты. А тем временем Чкалов, выйдя из дома, тут же увидел появившуюся Фетинью.

       ЧКАЛОВ – А погодка-то не унимается!

       ФЕТИНЬЯ – Ах, вы уже встали?

И страшно смущаясь и продолжая диалог, старается сделать все, чтобы Чкалов не посмотрел в ту сторону, где готовились к походу на лодке.

       ЧКАЛОВ – Привет Фетинья Андреевна! Не слышали, самолеты не проходили над островом?

       ФЕТИНЬЯ – Самолеты?.. Нет!.. Не слыхать. Да как же в такую погоду можно летать…

       ЧКАЛОВ – Гм… А я даже проснулся из-за этого.

       ФЕТИНЬЯ – Нет, это вам показалось, это небось, все еще вам самолет у вас в ушах гудит. Ну, сейчас я вас начну кормить.

       ЧКАЛОВ – И лучше не говорите о еде. Не то сейчас в голове.

       ФЕТИНЬЯ – Это что же так? И куда это вы?

       ЧКАЛОВ – Да пойду взглянуть на наш самолет.

И только Чкалов исчез, как словно из-под земли появился молчаливо Чем-чен с ружьем.

       ЧЕМ-ЧЕН (смотрит вслед Чкалову) – Рыжий пошел… шпиона… Америка пошел… И даже жрать не хочет… Все думает, как бы улизнуть… Нет, врешь, попала. Кругом наш народ… Теперь не уйдешь!

       ФЕТИНЬЯ – Но если ты попробуешь в него выстрелить, прежде чем появятся пограничники, так я тебе вот этими же руками, тут же обрежу твою башку, как еще недавно обрезала тебе твою косу… И это ты запомни!

       ЧЕМ-ЧЕН – А ты запомни, - если надо будет и выстрелю.

Исчез в темноте. Фетинья ему вслед.

       ФЕТИНЬЯ – Ну, только посмей! (И что-то, увидев в море, воскликнула) Ой, все же пошли! Одумайтесь! Пожалейте хоть своих детей, не оставляйте их сиротами…

И очень хочется, чтобы хоть на мгновенье увидеть величественное бушующее море и маленькую лодку в море, и в ней трех отважных советских людей.

       ФЕТИНЬЯ – Вернитесь! Смотри, что делается!

       КРИК СТУПИКОВА – Красота!

       ФЕТИНЬЯ – Ой, батюшки!

       КРИК БЫКОВА – Но только не верьте этим ничего, чтобы они не говорили тебе. Ты слышишь меня? И всем так скажи!

       ФЕТИНЬЯ – Не будем верить! Не будем!

Тем временем Чкалов уже возвращался и что-то увидев в море, воскликнул.

       ЧКАЛОВ – Что это? (бросившись к берегу) Смотрите! Никак лодка!

       ФЕТИНЬЯ – Где? Да какая же это лодка?

       ЧКАЛОВ – Ну, вот опять вынырнула в темноте, в волнах!

       ФЕТИНЬЯ – Да какая же может быть в такую непогоду лодка, это же сумасшедшим надо быть…

       ЧКАЛОВ – Да что же тогда это может быть? Ведь я же ясно видел!

       ФЕТИНЬЯ – А это киты играют.

       ЧКАЛОВ – Ки-ты?

       ФЕТИНЬЯ – Ну да, касатки… я давно стою и любуюсь на них… Она, касатка, любит в бурю ходить…

       ЧКАЛОВ – Да, но там я даже видел, что-то похожее на людей.

       ФЕТИНЬЯ – А это… Касаткины плавники! Когда она вынырнет, они у нее всегда торчком стоят. Вот в темноте вы это и приняли за людей.

       ЧКАЛОВ – А у меня даже со страху соль на спине выступила, когда мне показалась лодка в этом котле.

       ФЕТИНЬЯ – Да вы сами подумайте, как же лодка может плыть в такой ураган!

       ЧКАЛОВ – Да, это правда… А неужели киты из Берингова пролива спускаются даже сюда? И доходят сюда, в эти широты?

       ФЕТИНЬЯ – Ой, боже мой! А что тут до Берингова пролива – рукой подать. По нашему, по дальневосточному, такое расстояние – даже для людей пустяки, а для китов и подавно. Он – кит крутанул раз хвостом и уже там… и уже тормозить надо.

       ЧКАЛОВ – Н-да. Интересно. А я люблю бурю… И часто у вас здесь бывает вот такая заварушка?

       ФЕТИНЬЯ – Да, здесь частенько… а не буря, так туманы обложат так, что даже носа своего не увидишь.

       ЧКАЛОВ – Но, а как вы… вам-то не надоедает все это?

       ФЕТИНЬЯ – Да мы люди грубые… и нам это как раз, и если бы меня увезли насильно отсюда, так я бы через месяц подохла наверное, с тоски, вот по этому морю…

       ЧКАЛОВ – В бурю?

       ФЕТИНЬЯ – А как же! А главное, по тем людям, среди которых я здесь живу.

       ЧКАЛОВ (что-то увидев) – А вот и люди этого острова! Вот они труженики моря!

Появляется большая толпа людей – островитян. Это шел красивый мужественный народ, шли труженики моря, которые одним своим видом уже вызывали к себе уважение. Среди толпы были и русские, и гольды, и гиляки… виднелось немало женщин и впереди всех шагал большой человек с черной бородой, с умным и выразительным лицом.

       БОРОДА – Ну, наконец-то! А мы никак не могли дождаться, пока вы проснетесь.

       ЧКАЛОВ (здороваясь) – Да, спать-то мы умеем, а вот прорваться к устью Амура – не сумели. Кишка оказалась тонка. Ну, заходите, заходите…

И все входят в домик, где проснулся уже и Байдуков.

       ЧКАЛОВ – Принимайте гостей.

       БАЙДУКОВ (здороваясь) – А где же те трое, которые первыми подбежали к нашему самолету?

       ЧЕМ-ЧЕН – А они… они коров ищут.

       БАЙДУКОВ – Вот до чего же наш визит напугал ваших коров. И не очень весело было, когда мы садились, но я, как увидел, как ваши коровы от испуга с задранными хвостами носились под самолетом, чуть не лопнул от смеха.

       ЧКАЛОВ – Учти, что хоть на коров наш полет произвел впечатление, - прилетишь в Москву, хоть этим похвастаешься…

       БАЙДУКОВ – Ах, вот почему так мрачен наш командир?!

       ЧКАЛОВ – А что радоваться? Наврали, набрехали, что долетим не только до Хабаровска, а сами… Ну, что кривишься? Здесь все люди свои… советские, нечего скрывать, что есть, то есть. В общем, обманули и все.

       БАЙДУКОВ – То есть, как обманули?

       ЧКАЛОВ – А так… Лететь надо было еще дальше. Прорваться надо было в устье Амура во чтобы то ни стало. И вдоль по Амуру на Хабаровск… В общем разговаривать не о чем.

       БАЙДУКОВ – Да как же можно было прорваться? Я до сих пор не понимаю, как мы уцелели, как мы не врезались в сопки, или не лежим, уже на дне Татарского пролива, ведь нас так прижимало к воде, что брызги от бушующих волн захлестывали даже кабину… А если принять во внимание, что к моменту нашего появления над Татарским проливом, мы были в полете уже более двух суток, а если еще припомнить, что встретили до этого по пути то…

       ЧКАЛОВ – А если бы мы летели от Москвы и до этого острова, как по маслу, так вообще бы не о чем было разговаривать, тогда, с моей точки зрения вообще бы всему нашему перелету был бы ломаный грош цена.

       БОРОДА – Но не в ураган же лететь?

       ЧКАЛОВ – Кто это тебе сказал?

       БОРОДА – Да мне так кажется…

       ЧКАЛОВ – Так вот знай. Лететь всегда нужно с боем, помятуя всегда одно: в войне еще не так придется летать. (И отвернулся к окну).

       БОРОДА – А где же вас поймал ураган?

       БАЙДУКОВ – А вот, когда мы наконец достигли Петропавловска на Камчатке.

       ВЗРЫВ ВОЗГЛАСОВ – Чего? Чего?..

       БАЙДУКОВ – И сделав круг над городом, приветственный круг, мы после того как сбросили вымпел… тут же резко повернули к югу и взяли курс на Хабаровск. Но вскоре мы напоролись на второй и самый тяжелый циклон на нашем пути. Попав сразу в многоярусную тяжелую облачность, мы решили ее пробить и вышли к восточному берегу Сахалина и пошли дальше уже на высоте 100 метров. Но ураган усиливался. Затем, когда мы вышли к морю, около северной части Сахалина, пришлось уже идти на высоте 50 метров, но ураган все усиливался. Затем… А что затем?

       БЕЛЯКОВ – А затем высота уменьшилась уже до 30 метров. И ко всему еще хлынул страшный ливень. (И подходя к карте.) И вот, в то время, когда мы находились примерно вот здесь… на середине Татарского пролива… дожди и низкие клубы тумана привели к тому, что сквозь стекла кабины почти ничего нельзя было рассмотреть. И командиру, который вел самолет, пришлось открыть боковую створку и определять расстояние до воды, глядя от самолета в бок…

       ВОСКЛИЦАНИЯ – Уф! Вот это да!

       БОРОДА – Тихо! Ничего не понимаю…

       БЕЛЯКОВ – Но ураган усиливался. Порывистый ветер стал бросать самолет из стороны в сторону. Держать курс было трудно. Показания компаса быстро изменялись на большую величину и вправо и влево. Под самолетом бушевали волны, над самолетом нависли низкие тяжелые облака, между водой и облаками клубился туман, и мы идем уже на высоте всего 20 метров над разъяренным морем.

       ФЕТИНЬЯ – Ой, батюшки!

       БЕЛЯКОВ – Пытаясь обойти полосы дождя, командир менял курс разворачивая самолет над водой, что было опасно, так как при большом размахе крыльев самолет смог зацепить концом крыла за верхушки волн, но выхода не было… Вот так мы приближались к материку, и вдруг темной стеной, перед самым носом самолета выросла темная возвышенность, уходящая в облака. Командир едва увернул от нее самолет и тут же едва не врезался в другую сопку.

       ФЕТИНЬЯ – Ой, да садитесь же наконец, или я уйду!

       ЧКАЛОВ (не поворачивая головы от окна, и мрачно) – Скоро сядем, скоро.

       БЕЛЯКОВ – Это нас заставило рвануться опять в Татарский пролив, и командир начал пробивать облачность вверх. И вот тут, на высоте 2500 метров и началось самое страшное. Самолет начал обледеневать, на кромках крыльев, на всех стеклах и выступающих частях самолета начал образовываться лед. В самолете стала ощущаться вибрация и удары. А когда лед начал скапливаться на лопастях винта и на расчалках хвостового оперения, стал сдавать мотор.

       ФЕТИНЬЯ (ударив по столу кулаком) – Кончайте разговор! Хватит!.. Не дам больше говорить.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Но Фетинья Андреевна, брось! Дай дослушать.

       ФЕТИНЬЯ – Хватит, не дам.

       БЕЛЯКОВ – Я сейчас закончу, Фетинья Андреевна.

       ФЕТИНЬЯ - …только я уже заткну уши.

       БАЙДУКОВ (шутливо подталкивая Фетинью) – Да не надо. Сейчас сядем…

       БЕЛЯКОВ – Но Москва уже знала об этом циклоне. И вот в тот момент, когда напряжение достигло предела, самолетом была принята следующая радиограмма: - Приказ. «Прекратить полет… сесть при первой возможности».

       ФЕТИНЬЯ – Ай да Москва!..

       ЧЕМ-ЧЕН – Фетинья – ты помнишь, что Быков кричал?!

       ЧКАЛОВ (не поворачивая головы) – И все равно бы надо прорваться!

       ГОЛОСА – Нет, лежать бы вам в сопках или на дне.

       ЧКАЛОВ – Нет, прорвались бы…

       БЕЛЯКОВ – Но, приказ есть приказ. Но куда сесть? И мы начали спускаться. На материке нельзя, врежемся в сопки. Мы кинулись обратно в Татарский пролив, и наконец… и наконец… среди бушующего моря увидали ваш островок, и командир делает один заход, потом второй… валимся в какую-то яму. Едва самолет коснулся колесами земли, как перед самолетов возникает большой овраг, но командир в последнее мгновение берет ручку управления на себя, самолет делает рывок вверх… Затем опять касается колесами земли… тяжело бежит по песку… и вдруг, несмотря на ураган, для нас наступает какая-то одуряющая тишина. Я взглянул на часы: мы находимся в непрерывном полете 56 часов… В это время к самолету подбегают какие-то люди, потом нас куда-то ведут… Мы едва передвигаем ноги.

       БАЙДУКОВ – И вдруг перед нами открывают какую-то дверь… и вот тут, как мы не были измучены, так и застыли от изумления на пороге какого-то удивительно чистенького домика, в котором было тепло… светло… стены и потолок выбелены… на полу ни соринки… и на стене портрет товарища Сталина и его верного соратника Ворошилова… Вот так мы появились у вас.

       ЧКАЛОВ (не поворачивая головы) – И вот загораем… Да где хоть эти окаянные ворота в Амур, которые мы не могли никак найти?

Это восклицание вызвало смех присутствующих.

       БОРОДА (весело) – А вот, как раз напротив окна, в которое вы сейчас глядите, только на другом берегу залива Счастья.

       ЧКАЛОВ – Как? Напротив окна?!

       ФЕТИНЬЯ – Да, да! И в погожий день эти ворота, между сопок, из этого окна, как на ладони видать.

       ЧКАЛОВ – И мы не нашли?! Эх! И еще советскими летчиками называемся!

       БЕЛЯКОВ – А, все-таки, в том, что мы сделали – есть над чем подумать!

       ЧКАЛОВ – Думай не думай, а вывод один: не выполнили то, что обещали и все.

       БЕЛЯКОВ – Как это не выполнили?!

И Беляков тут же вернувшись к карте произнес.

       БЕЛЯКОВ – А ну-ка, попрошу вас, Валерий Павлович, взглянуть вот на эту карту.

       ЧКАЛОВ (отвернувшись к окну) – Нечего теперь мне на нее смотреть.

       БЕЛЯКОВ – Нет, кое-чего посмотреть все же стоит.

       ЧКАЛОВ (даже не повернувшись) – Ничего я там  теперь не увижу.

       БЕЛЯКОВ – Ну, тогда хоть слушайте.

       ЧКАЛОВ – И слушать ничего не хочу.

       БЕЛЯКОВ – А я все-таки буду говорить. И у меня есть кое-что сказать.

       БАЙДУКОВ – Давай, Саша. Пусть народ нас рассудит.

       БЕЛЯКОВ – Итак, по моим последним и окончательным расчетам, которые я только что сейчас сделал – мы покрыли по прямой по воздуху девять тысяч шестьсот километров.

Чкалов вздрогнул и, не поворачивая головы, задумался.

       ВОЗГЛАСЫ – Сколько? Сколько?

       БЕЛЯКОВ – Десять тысяч шестьсот километров.

И Чкалов вдруг произнес.

       ЧКАЛОВ – Гм… а ведь ничего.

       БАЙДКОВ – Конечно, можно было бы пролететь и больше, но достигнутый результат все же приличен.

       ЧКАЛОВ – Гм… Девять тысяч шестьсот…, а ведь, ей богу, недурно. (И к народу) Как, товарищи?

       БЕЛЯКОВ – И тем самым перекрыты все предыдущие мировые рекорды беспосадочных перелетов на дальность и наша страна установила новый мировой рекорд…

       ЧКАЛОВ – О, черт! Сашка! Егорушка! Так выходит… Стой! Стой! Борода, скажи, девять тысяч шестьсот, как ты считаешь, ничего?

       БОРОДА – Да это даже чересчур… Но тут вот что… вы простите нас, но откуда вы до нас набрали девять тысяч шестьсот?.. Ведь, если вы летели от Москвы до Хабаровска, как вы уже говорили.

       ЧКАЛОВ – Совершенно точно.

       БОРОДА – Так от Москвы до Хабаровска не будет девяти тысяч шестисот по прямой, и даже до нас столько не набрать. Это – во-первых…

       ЧКАЛОВ – А во-вторых?

       БОРОДА – А во-вторых, если вы летели из Москвы в Хабаровск, то, как вы попали сюда?

       ЧКАЛОВ – А ну-ка, товарищ флаг-штурман, подробно объясни, отчитайся перед народом.

И Беляков подошел к карте и отчетливо начал обрисовывать линию полета по маршруту Москва – Петропавловск-на-Камчатке – остров Удд, - заговорил.

       БЕЛЯКОВ – Вот как мы попали к вам… Вот наш маршрут: Мы шли Москва – Баренцово море – остров Виктория – Земля Франца Иосифа, острова Северной земли, - полет над Якутией – Петропавловск-на-Камчатке и остров Удд.

       БОРОДА – Это вы так летели к нам? (И раздался хохот.)

       ЧКАЛОВ – А чему вы смеетесь?

       БОРОДА – Да народ смеется потому, что народ не понимает зачем же вот так к нам лететь, ведь это выходит почти через Северный полюс…

       ЧКАЛОВ – Почти.

И когда стих хохот, Борода твердо сказал.

       БОРОДА – Тихо! (И к Чкалову) Так вот, не понятно это все командир!

       ЧКАЛОВ – А я тебе сейчас объясню.

       БОРОДА – Ну… ну?

       ЧКАЛОВ – Страну распирает от сил во все стороны… Вот что сделала с ней первая пятилетка, что только не предсказывали сталинским пятилеткам враги, а у нас уже и вторая пятилетки идет к концу… И уже вон какие самолеты наша страна уже сама строит… Вон он невдалеке отсюда стоит, подойдите, полюбуйтесь, девять тысяч шестьсот прошел без посадки – и хоть бы что, как огурчик, стоит и еще, черт знает сколько мог бы идти, сколько еще мог лежать. Устраивает этот ответ?

       БОРОДА – Не совсем…

       ЧКАЛОВ – Почему?

       ФЕТИНЬЯ – А вот почему. Мы, люди темные, мы живем здесь, как на краю света: вода, рыба и все… Так что вы не обижайтесь, если мы не сразу все поймем. Вот, например, взять меня, ну вот убейте меня, но я, дурочка, не понимаю, как это так могло получиться? Ну, я понимаю… вот то, что вы показали по карте, - это вы, конечно, чтоб нас посмешить показали?..

       ЧКАЛОВ – То есть, как посмешить?

       ФЕТИНЬЯ – Ну, так. А все-таки скажите серьезно, как это случилось, что вы летели из Москвы в Хабаровск, а выходит, что и в Петропавловске-на-Камчатке побывали… и сели у нас…

       ЧКАЛОВ (так и покатился от смеха) – О-о-о! Все ясно! Байдуков, Саша, они нам не доверяют.

       ВЗРЫВ ВОСКЛИЦАНИЙ – Что вы! Что вы!

       ЧКАЛОВ – Нет, нет, все ясно. А я это еще, когда ходил взглянуть на самолет, так еще тогда приметил, что не то самолет караулят, не то нас стерегут. Это становится интересно!

       БОРОДА (вдруг твердо) – А вы знаете что, товарищ командир, если бы вам кто-нибудь из нас не доверял, то согласитесь, что в этом ничего удивительного не было бы.

       ЧКАЛОВ – То есть, как?

       БОРОДА – А вот так! Ведь вы только вспомните, при каких обстоятельствах вы появились на нашем островке.

       ЧКАЛОВ – Гм… Да, пожалуй, вы правы.

       БАЙДУКОВ – Но неужели вы не слышали о нас ничего? Радиоприемник у вас есть?

       БОРОДА – Да как на грех три дня уже не работает, батареи питания сели. А тут, как раз, в море рыба пошла и работы было по горло, а потом вдруг ударил ураган, он и отрезал нас от всего мира. А своей радиостанции у нас нет.

       БЕЛЯКОВ – Да маленькие радиостанции в такой ураган ненадежны… Мы когда приземлились – так дали радио о том, что мы здесь, но очевидно, магнитная буря в эфире спутала все.

       ЧКАЛОВ – Стой Беляков! Однако, Борода, если вы нам не доверяете, и еще не знаете, кто мы, так вместо того, чтобы бояться и остерегаться нас, ты уже даже рассказал о том, что у вас нет радиостанции.

И раздался смех островитян.

       ЧКАЛОВ (удивленно) – Смотри, опять смеются!

       БАЙДУКОВ – И больше всех председатель!

       ЧКАЛОВ – Не понимаю! Что ты увидел, Чем-чен, смешного в том, что я вам сейчас сказал?

       ЧЕМ-ЧЕН – Смешной ты человек.

       ЧКАЛОВ – Вот тебе и на! Чем же это я смешной?

       ЧЕМ-ЧЕН – А зачем нам вас бояться – вы надо бояться нас.

       ЧКАЛОВ – То есть, как?

       БОРОДА (спокойно) – А куда вы теперь денетесь от нас? Раз вы вольно или невольно попали к нам, так вы уже в наших руках… Теперь вы уже в нашей воле.

       ЧЕМ-ЧЕН – Теперь уже не выскочишь от нас.

       ЧКАЛОВ – Братцы мои! Вот это я понимаю!

       БЕЛЯКОВ – Но нам очень просто вам доказать, кто мы. У нас есть документы, вот сейчас…

       ЧЕМ-ЧЕН – Не надо. И смотреть не буду ваши документы. Мой знает, что у вас есть документы.

       ФЕТИНЬЯ – Да вы не слушайте его, это он шутит… он любит и на работе нас посмешить…

       БОРОДА – В общем, народ еще до конца не знает, кто вы.

       ЧКАЛОВ (вдруг просто, но убедительно) – Можно мне вас всех расцеловать?

       ЧЕМ-ЧЕН – Нельзя.

       ЧКАЛОВ – Почему?

       ЧЕМ-ЧЕН – Целоваться будем потом, когда придут пограничники.

Это окончательно развеселило нашу тройку, и сквозь неудержимый их смех до слез слышались их слова.

       ЧКАЛОВ (Байдукову и Белякову) – Теперь вы поняли, на какой необитаемый островок мы попали?!

       БАЙДУКОВ – Вот это называется пришли навестить, и смотрите – веревки… вон, веревки с собой принесли!

       ЧКАЛОВ (заметив веревки) – Мать честная, ей богу, это они нас вязать пришли…

       ЧЕМ-ЧЕН (пряча под себя веревки) – Да, где ты там видал веревки?

       ЧКАЛОВ – Ох, до чего интересно! (И к Бороде.) Но ведь вы сможете дать о нас знать в пограничные части – лишь, когда утихнет ураган, а ураган может пробушевать несколько суток и я слыхал, что у вас это часто бывает.

       БОРОДА – Бывает.

       ЧКАЛОВ – Так что бы сделать, чтобы снять ваше, вполне законное недоверие к нам, - короче говоря, что вас интересует?

       ФЕТИНЬЯ – А вы расскажите нам что-нибудь… Ведь мы здесь, как дикари живем, ничего не знаем…

       БОРОДА – А дикари, как вам известно, очень любопытные.

       ЧКАЛОВ – Да, я вижу теперь, какие вы дикари. Теперь мы понимаем, почему вы пришли. Короче говорите, что вас интересует, дикари?

       БОРОДА – Ну раз вы уже поставили, так прямо вопрос, то разрешите сказать, что интересует народ?

       ЧКАЛОВ – Очень любопытно. (И после того, как на виду у всех с озорным огоньком в глазах, прошептал сперва Белякову, а потом Байдукову, сказал.) Мы готовы.

       БОРОДА – Итак, вы утверждаете, что вы знали, куда летели?

       ЧКАЛОВ – Ну, разумеется, не в темную же мы летели. Безусловно, знали.

       БОРОДА – Так вот, если вы, так сказать, летели в эти края и вы – наши советские люди, так вот, вы, пожалуйста, и расскажите нам, что-нибудь о наших местах.

       ЧКАЛОВ – Гм… Но история этих мест такая потрясающая, что в двух словах ее не расскажешь, а скомкать ее преступно.

       ЧЕМ-ЧЕН – А в двух словах, я и слушать не буду.

       ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ – И вы не стесняйтесь, мы можем слушать о ней без конца… мы для этого разговора и пришли.

       ЧКАЛОВ – Ну, Беляков, давай.

       БЕЛЯКОВ – Но я, откровенно говоря, даже не знаю, с чего начать.

       БОРОДА – Ну, хорошо, я вам помогу.

       ЧКАЛОВ – Прошу.

       БОРОДА (показывая на карту) – Вот перед нашими глазами, как раз, висит большая карта Советского Союза, со всеми прилегающими к нему дальневосточными пространствами… Мы видим на ней границы Советского Союза и даже берега Америки и Японии, и Кореи, и все это нам подсказывает о том, какой сложный узел всяких интересов вобрал в себя, весь этот географический район.

       ЧКАЛОВ (весело потирая руки) – Наконец-то я увидел настоящих дикарей, а то до сих пор, я только читал о них в книжках! Дальше.

       БОРОДА – А теперь вернемся к нашей родине и представим себе, что это не Советский Союз, а старая, царская Россия и ныне не 1935 год, то есть уже 18-ый год Великой Октябрьской революции, после которой все пошло по другому на земле, а скажем, пятидесятые годы прошлого столетия.

       ЧКАЛОВ – Чего, чего?

       БОРОДА – Пятидесятые годы прошлого столетия… (и поднявшись и подойдя к карте) и вот вы нам, пожалуйста, расскажите, как выглядел весь этот наш Дальний Восток в те времена.

       ЧКАЛОВ – Братцы мои! Где мы?! Сашка, что это такое?

       БЕЛЯКОВ – Да это просто экзамен!

       ЧКАЛОВ – Вот тебе вода и рыба! Как бы не срезаться!

       БАЙДУКОВ (смеясь) – И угодило же нам плюхнуться прямо на этот островок!

       БОРОДА – А надо вам при этом сказать, что этот вот наш островок имеет самое прямое отношение к истории этих мест.

       ЧЕМ-ЧЕН – Мы вас слюшаем.

       ЧКАЛОВ – Ну, ребята, держись! Беляков, давай!

И Беляков взял большой карандаш и приблизившись к карте, стал молча, смело заштриховывать по карте огромное пространство.

       ЧЕМ-ЧЕН – Не понимаю, что это он там делает?

       ЧКАЛОВ – А вы смотрите внимательно. Вы видите, он начинает заштриховывать все немного ниже Петропавловска-на-Камчатке… Затем вы видите, он захватывает почти весь Уссурийский край… Потом весь остров Сахалин, затем острова Лангар, Кавос и наш Удд. Смотрите дальше, он пускает заштрихованные места в глубь Советского Союза… И вот он уже заштриховывает такое гигантское пространство земли, куда свободной можно вместить несколько европейских государств. И еще внимательнее… И вот он уже захватил все вплотную до самого Амура, который на огромном протяжении ныне является государственной границей между Советским Союзом и Китаем… И что попрошу особенно вас запомнить…

       БОРОДА – А при чем тут Китай?

       ЧКАЛОВ – Дальше узнаете.

       БЕЛЯКОВ – Вот, пожалуй, и все.

       ГОЛОСА – Ну, и что?

       БЕЛЯКОВ – В пятидесятые годы прошлого столетия, все это заштрихованное гигантское пространство до середины девятнадцатого столетия считалось «ничейной» землей.

       ВОЗГЛАСЫ – То есть, как это «ничейной»?

       ЧКАЛОВ – Однако, это факт! И все это было еще так недавно.

       БОРОДА (осаживая возгласы) – Тихо! Так. Правильно. (И к Белякову.) А теперь объясните, как это могло получиться, если вам точно известно, что славные первые казаки – землепроходцы и такие дорогие для нашей родины имена, как Василий Поярков, Иван Нагиба, которые посвятили свою жизнь поискам и расширению пространств своей родной земли, а главное Ерофей Павлович Хабаров-Святицкий, значение которого для России не менее, чем Ермака, еще в 17-ом веке пришли в эти места, еще в 17-ом веке объявили все это русской землей, они первые пришли на Амур, первыми пришли на Сахалин… Так как же вдруг после всего этого вот все это стало «ничейной» землей?

       ЧКАЛОВ (даже свистнул и Белякову) – Давай!..

       БЕЛЯКОВ – А произошло это таким образом: говоря сегодняшним языком, международное положение России тех времен было таково, что она была вынуждена вести беспрестанные войны с окружающими ее врагами, а это не давало возможности мобилизовать должное внимание, которое заслуживало это гигантское русское пространство на Дальнем Востоке… Только великий Петр вернулся было к ней со всей своей энергией, но внезапная смерть оборвала и его великие замыслы. И таким образом, постепенно все это пространство приняло вид «ничейной» земли, и как «ничейная» земля вошла в19 век. И когда в 30- годах 19-го века, при царском дворе появился всесильный в то время министр иностранных дел Российской империи и он же тайный английский агент – знаменитый Карл Нессельроде, то он нанес такой удар всей этой Амуро-Сахалинской проблеме, под которой в то время подразумевалось все, что было связано с этим пространством на Дальнем Востоке, что мы его чуть-чуть не потеряли навсегда.

       ВОЗГЛАСЫ – Не ясно! Не понятно!

       ЧКАЛОВ (весело) – Врете, вам все понятно. (Хохот)

       БОРОДА – Тихо! (И Белякову.) Так как же это ему удалось?

       БЕЛЯКОВ – А вот как: Несельроде представил царю Николаю I такие новые данные обо всех этих дальневосточных местах, которые начисто опровергали все то, что сообщали уже к тому времени почти совсем забытые, первые славные землепроходцы-казаки и какие-то Поярков, Нагиба и Хабаров…

       БОРОДА – То есть, как это?

       БЕЛЯКОВ – Ибо то новое, что представил Нессельроде, принадлежало знаменитым мореплавателям-путешественникам 19-го века, какими были прославленные в свое время Жан Франсуа Лаперуз, Браутон и, к сожалению, допустивший тоже ошибку в этом вопросе наш уважаемый Крузенштерн.

       БОРОДА – И что же это были за данные?

       БЕЛЯКОВ – А данные были следующие: знаменитые мореплаватели объявили на весь мир, что Сахалин это не остров, а полуостров, а главное, что Амур в своем низовье не судоходен и не имеет никакого выхода к морю…

       ЧКАЛОВ – А значит и выхода к Тихому океану.

       БОРОДА – Так. Ну, а как же объясняли эти иноземные мореплаватели, куда же исчезает перед выходом в море Амур?

       ВОЗГЛАСЫ – Да, а куда же девался Амур?.. Ответьте, куда девалась такая великая река, которую русский народ в отличие от Волги-матушки называет Амур-батюшка?

       БЕЛЯКОВ – И на это имелся ответ: знаменитые мореплаватели единогласно заявили, что Амур, не доходя моря, просто теряется в песках.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Вот это да! И надо же было так придумать! Это Амур-то! Эта махина-то! Это… Амур-батюшка-то?!

       БОРОДА – Тихо! (И опять Белякову.) Но ведь, все-таки, Сахалин это остров, а Амур судоходен в низовье и имеет выход к океану.

       БЕЛЯКОВ – Однако, если вам, когда-нибудь, придется увидеть роскошно изданный еще в 19 веке знаменитый атлас Крузенштерна, который являлся научной гордостью для того времени, то вы увидите, что эти утверждения знаменитых мореплавателей там были уже точно запечатлены.

       ЧКАЛОВ – То есть, одной из величайших географических ошибок было тем саамы придано, уже раз и навсегда, законное положение…

И вдруг Чкалов, что-то увидел в толпе такое, что еще не видит зритель.

       ЧКАЛОВ – Подожди Беляков. (Обращаясь к народу.) Эй! Островитяне! Послушайте, пропустите девочку! Вы же задавили совсем ребенка!.. Иди сюда девочка.

И вот вначале показалась в толпе маленькая головка, и только затем зритель увидел тоненькую девочку лет 13-14, с алым галстуком на груди.

       ЧКАЛОВ – Ну, вот теперь так, а то чуть не задавили ребенка. Ты что, тоже хочешь послушать, девочка?

       ДЕВОЧКА – Нет, и я вам хочу задать вопрос.

       ЧКАЛОВ, БАЙДУКОВ, БЕЛЯКОВ (в один голос) – Что-о?

       ВЗРЫВ ВОСКЛИЦАНИЙ – Нет, вы уж ей ответьте! Она у нас отличник, зря не скажет! Давай, Катя, давай!

       ЧКАЛОВ – Братцы! Что же это такое?! Мне даже зареветь хочется от этого! Вот она наша новая великая Родина! Вот он новый великий советский народ! И только из-за одного этого я на что угодно пойду!..

      ЧЕМ-ЧЕН (тихо соседу) – Очень опытная шпиона.

       БОРОДА (Чем-чену) – Тихо!.. Катя, давай!

       ДЕВОЧКА – Я вот какой хочу задать вам вопрос: Скажите пожалуйста, так ли я вас поняла, что еще задолго, до появления всех этих знаменитых иностранных мореплавателей у нас в России уже знали, что Сахалин это остров и что наш Амур-батюшка – судоходен даже в своем низовье и имеет выход к океану?

       ЧКАЛОВ – С ума сойти! Беляков, давай!

       ДЕВОЧКА – Нет, он много отвечал, теперь ответьте вы.

       ЧКАЛОВ (вытаращив глаза) – Я?

       ДЕВОЧКА – Да, вы.

       ЧКАЛОВ – Горю.

       ВЗРЫВ ВОСКЛИЦАНИЙ – Нет, давай! Давай, давай!

       БАЙДУКОВ – Командир, держись!

      ЧКАЛОВ – Сейчас, сейчас…

       БОРОДА – Так мы слушаем вас, командир!

       ЧКАЛОВ – Да, ты нас правильно, моя родненькая поняла! Еще первые землепроходцы – казаки, а вместе с ними Василий Поярков, Иван Нагиба и Ерофей Павлович Хабаров – тщательно исследовав все эти места, сообщили, что великая река Амур судоходна в своем низовье, имеет выход к океану и имеет против своего выхода остров Великий, то есть – Сахалин.

       ДЕВОЧКА – Ну и что же?

       ЧКАЛОВ (растерянно) – Как что же?.. И ничего…

       ДЕВОЧКА – А точнее, что случилось с донесениями этих первых землепроходцев, какая их судьба?

       ЧКАЛОВ – Ну, какая судьба?.. (Белякову) Саша, какая их судьба?

Беляков смущенно пожал только плечами.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Нет, давай, давай отвечай! Давай! Давай!..

       ЧКАЛОВ (страшно озабоченно) – Стоп, стоп… Да, да, что то было, было… (и к девочке.) А ты знаешь?

       ДЕВОЧКА – Конечно, знаю.

       ЧКАЛОВ – Егор, ну, а ты?

       БАЙДУКОВ – И я, что-то забыл…

       ГОЛОСА – Не знают! Не знают!

       ЧКАЛОВ – Саша?.. Ведь это позор!

       БЕЛЯКОВ – Дальше все ясно, а здесь, какой-то неожиданный провал.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ (с веселым ожесточением хлопая в ладоши) – Засыпала! Ай да Катя! Засыпала! Ого-го?! Это вам не коров пугать!

       ЧКАЛОВ (с сердцем) – Да подождите вы орать! (И опять) Ну, Егор, Саша?..

       БАЙДУКОВ, БЕЛЯКОВ – Вот, где-то вертится…

       ЧКАЛОВ – Ой, кажется уж лучше бы нам лежать на дне Татарского пролива.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Урра! Засыпала!.. Молодец, Катя!

       БОРОДА – Ну, командир, хватит.

       ЧКАЛОВ – Что хватит?!.. Нет, подождите!

       ЧЕМ-ЧЕН – Плохо. Очень плохо. Хватит. Катя, скажи им!

       ЧКАЛОВ – Ну давай! Ничего не поделаешь, Катя… Но, строго говоря, таким детям, как ты, еще спать надо…

       ДЕВОЧКА – А судьба всех этих донесений, первых землепроходцев такова: когда были получены эти донесения в Москве, то еще царем Алексеем Михайловичем был издан специальный указ о начертании новой карты Сибири. И вот в девятибашенном Тобольском остроге, под руководством стольника и воеводы Петра Ивановича Годунова денно и нощно трудились тогдашние картографы над «чертежом» Сибирских земель, протянувшихся от реки Тобол до «земли идейской и Тангутской». И основой для их работы в Тобольском остроге служили, как тогда говорилось – показания «всяких чинов людей», а именно – первых землепроходцев, которые как признавалось в указе царя, знали «подлинно городки и остроги, и урочища, и дороги, и земли, и какие ходы от города и до города, да от слободы до слободы, и до которого места, и дороги, и земли, и урочища, в скольку дней и сколько езду и верст»…

       ЧКАЛОВ (любуясь) – Солнышко ты, ненаглядное.

       ДЕВОЧКА – И вот в 1667 году, то есть, почти за 200 лет до середины 19-го столетия, этот, так называемый «чертеж» всей Сибири, созданный в Тобольском девятибашенном остроге, по указу царя Алексея Михайловича, был закончен и вместе с пояснительной запиской, так называемой «Росписью» - был отправлен в Москву в Сибирский приказ…

       ЧКАЛОВ – Вспомнил, вспомнил!.. И даже я уже знаю, что случилось!..

       БОРОДА – Ну и что же дальше случилось с ним?

       ЧКАЛОВ – А дальше произошло следующее! Весь этот «чертеж» вся Сибири», вместе с прилагаемой к нему пояснительной запиской «Росписью» вдруг бесследно исчез из Сибирского приказа в Москве, в которой уже в то время проживало много иноземных посольств.

       ДЕВОЧКА – А как исчез?

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Куда исчез? Как так исчез?

       ЧКАЛОВ – Исчез и все. Как сквозь землю провалился.

       ДЕВОЧКА – А нельзя ли точнее?

       ЧКАЛОВ - … Из России исчез. А затем вдруг, появился уже в голландском издании в Амстердаме, потом в Швеции и почти одновременно в английском издании в Лондоне, и в середине девятнадцатого столетия вы эту русскую «Роспись» и «чертеж» всей Сибирской земли, могли обнаружить на любом капитанском мостике английского или американского колонизаторского корабля, которые в середине 19 века не только нагло свободно крейсировали вот в этих местах, но и высаживали вооруженные десанты на все эти острова и, не только на прибрежную полосу материка, но и отправлялись вглубь на Амур, подвергая все и вся разорению, разграблению, уничтожая местное население, местные народности: гиляков, гольдов и других. Да, очевидно, Чем-чен не раз слышал об этом от стариков, своего народа.

       ЧЕМ-ЧЕН – Первый раз слышу.

       ЧКАЛОВ – Причем, кстати сказать, - Япония в те времена была еще не такой разбойник и бандит, какой она стала сейчас… Она тогда еще тихонькая была… вежливая такая… Вот такова история пропавших документов первого чертежа и первой росписи всей Сибири.

       ДЕВОЧКА – Правильно. Больше пока вопросов у меня нет. Спасибо. (И пошла.)

       ЧКАЛОВ – Нет, это тебе спасибо.

       БАЙДУКОВ – Подожди! Стой! (И бросаясь к какому-то кожаному мешку.) Вот тебе за это шоколаду!

       ЧКАЛОВ – Нет, возьми, возьми… но знаешь, что, на всякий случай, иди все-таки, доченька спать… в твои годы это полезно, дети во сне растут…

(Хохот и девочка опять исчезла в толпе)

       ЧКАЛОВ – Уф! Ну, и дала жару…

       БОРОДА – Ну поехали дальше. А, какую же преследовали цель, во имя чего разгуливали, хозяйничали, как хотели, разбойничали, грабили, убивали здесь эти колонизаторы?

       ЧКАЛОВ – А цель их была такова: все это делалось для того, чтобы захватить навсегда все это гигантское пространство, что и являлось главной причиной появления здесь этих, пока еще разведывательных кораблей.

       ВОСКЛИЦАНИЯ – Вот это да! Вот это работка!

       БОРОДА – А, что же Петербург? Царский двор? (Байдукову) Только теперь ответьте уже Вы.

       БАЙДУКОВ – Я?

       ВОСКЛИЦАНИЯ – Да, вы!

       БАЙДУКОВ (с мнимым испугом) – А девочка ушла?

       ЧКАЛОВ – Да вроде ушла.

       БАЙДУКОВ – И вот, воспользовавшись новыми исследованиями, Карл Нессельроде в Петербурге делает такое, что ему почти удалось сделать все, чтобы англичане и американцы легко осуществили захват всех этих гигантских пространств. Вооруженный новыми данными исследования здешних мест, Карл Нессельроде убедил царя в том, что раз такая великая река, как Амур, в своем низовье не судоходна и не имеет выхода к морю…

       ЧКАЛОВ – Еще раз заметьте, а значит и к Тихому океану.

       БАЙДУКОВ – То тем самым практическое значение реки Амур сводится к нулю… И эта гигантская река для русской империи абсолютно бесперспективна, а посему освоение этого гигантского пространства совершенно невозможно, и что, кроме неслыханных забот и ничем неоправданного бремени, все это для российского государства ничего не принесет, что все равно, из-за отсутствия в Сибири дорог и невозможности использовать несудоходный в своем низовье и непроходимый к морю Амур, - придется возить все, что необходимо для снабжения этих дальневосточных мест, все так же вокруг Африки, огибая мыс Горн…

       ЧКАЛОВ – Суэцкого канала тогда еще не было.

       БАЙДУКОВ - … и подтверждая все практикой невероятных трудностей снабжения оторванного от всей империи далекого Петропавловска-на-Камчатке…

       ЧКАЛОВ – Причем, надо заметить, что главного единомышленника Нессельроде, пресловутого военного министра Чернышева, бывшего, кстати, когда-то членом следственной комиссии по делу декабристов – этот заброшенный в то время на край света Петропавловск-на-Камчатке интересовал тогда больше не как передовой военный форпост Российской империи на Дальнем Востоке, а как последующее место ссылки отбывших к тому времени каторгу декабристов с их семьями.

       БАЙДУКОВ – Короче, в результате всех вышеуказанных доводов, царь Николай I ставит на Амуро-Сахалинской проблеме намертво крест.

       БОРОДА – Вот это да!

       БЕЛЯКОВ – И собственноручно начертал последнюю следующую резолюцию: «Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, - оставить раз и навсегда».

       ВОСКЛИЦАНИЯ – Ах сволочи, что наделали!

       БАЙДУКОВ – И тем самым было сделано все, чтобы это гигантское пространство, которое по своему экономическому и стратегическому значению, как уже сегодня доказано неопровержимо, не имеет себе, пожалуй ничего равного, отдать, за здорово живешь, в лапы американских и английских колонизаторов…

       ВОСКЛИЦАНИЯ – Ах сволочи! (И чей-то отчетливый голос) Вот сколько раз я уже слышал об этом и каждый раз, как только до этого места дойдет – готов от злости, прямо на стену лезть!

       БОРОДА – Все. Правильно! А теперь…

       ЧКАЛОВ – Нет, подожди, он еще не сказал главное.

       БАЙДУКОВ – И тем самым английским и американским колонизаторам была предоставлена полная возможность осуществить, так давно ими задуманное, то есть захватить самим вот всю эту гигантскую территорию и организовать им вот здесь…

       ЧКАЛОВ – А точнее говоря, между Россией и Китаем…

       БАЙДУКОВ - ... огромное иноземное, агрессивное государство, которое уже бы навеки разделило бы и Россию и Китай.

       БОРОДА – Как? Как? Китай?!

       ЧЕМ-ЧЕН – Что он говорит? Что Китай? Что он говорит?

       ЧКАЛОВ – А осуществление этого замысла уже никогда бы не дало покоя ни России, ни тем более, Китаю. Ибо, если английским или американским колонизаторам удалось бы захватить вот все это, так называемое «ничейное пространство», то это уже дало бы им полную возможность зажать Китай, не только с юга и юго-востока, где они уже в те времена вытворяли с великим китайским народом черт знает что, опираясь на свой могучий флот, блокирующий, угрожающий и диктующий Китаю все, что им вздумается, - но уже и со стороны вот этих Северных границ Китая.

       ВОСКЛИЦАНИЯ – Вот оно что?!

       БАЙДУКОВ – И вот, в это критическое для наше родины время, вопреки воле такого царя, как Николай-палкин, вот здесь, в этих местах появился пламенный патриот нашей родины – Геннадий Иванович Невельской, который прекрасно понимал, что решение амурского вопроса дает России столь необходимый ей выход на тихоокеанский простор и делает ее тихоокеанской державой. И вот Невельской…

       ЧКАЛОВ – Ой!

       БАЙДУКОВ – Что такое?

       ЧКАЛОВ – Кажись, опять девочка пробирается к нам, я слышу, вроде ее голос…

       БАЙДУКОВ (в смятении) – Неужели? Опять что-нибудь пропустили?!

       ЧКАЛОВ – По-видимому. Она зря не пойдет (и обращаясь к приближающейся девочке) Ну, что опять Катенька? А я надеялся, что ты уже спишь…

Выходит девочка.

       ДЕВОЧКА – Нет, мне просто очень хотелось, чтобы один человек лично тоже сейчас был среди нас, - и я сбегала за ним домой.

       ЧКАЛОВ – Кто же это такой?

И девочка поставила на стол портрет, на котором был изображен пожилой человек с мужественным лицом и в адмиральской форме старого времени.

       ЧКАЛОВ – Невельской! Вот он – Невельской!

И Чкалов кинулся и сжал Катюшу в своих объятиях.

       ЧКАЛОВ – Что же это такое?! Ну и островок!

       ДЕВОЧКА – Но только, разговаривая о Невельском, нельзя не упомянуть его спутников совсем тогда еще юного Бошняка, уже пожилого Орлова, Рудановского (и с особой нежностью) … и, в первую очередь, его самого верного спутника во всем его трудном подвиге – его жену Екатерину Ивановну Невельскую.

       ЧКАЛОВ – Ну, я же говорил, что мы что-то пропустили!

       БОРОДА – И садись Катя здесь. Слушай… они так об этом рассказывают, как я еще не слышал никогда.

       ЧКАЛОВ – Ага! Сейчас мы уже поменялись ролями…

       БОРОДА – Что есть, то есть.

       ЧКАЛОВ – И мы накажем тебя за то, что ты нам учинил такой экзамен. А мы-то думали, когда садились сюда: ну островок и островок, а это же черт знает что такое. (И показывая на портрет Невельского.) И вот пламенный русский патриот Геннадий Иванович Невельский, придя сюда, совершенно заново, вновь тщательно начинает исследовать все эти места… Давай Егор.

       БАЙДУКОВ – Он бесконечное количество раз был и на этом острове Удд, через который он не раз проходил на Сахалин…

       ЧКАЛОВ – И неопровержимо доказал…

       БАЙДУКОВ – Что Сахалин это остров, а не полуостров, что между Сахалином и материком существует пролив…

       ЧКАЛОВ – А главное…

       БАЙДУКОВ – А главное, что великая река Амур судоходна в своем низовье, имеет свободный проход ля судов к Тихому океану, то есть, Невельской тем самым неопровержимо доказал, что в этом вопросе огромного значения оказались правы не знаменитые в 19 веке иностранные мореплаватели и также непогрешимые авторитеты, каким для своего времени являлся Жан Франсуа Лаперуз…

       ЧКАЛОВ – А прав Ерофей Павлович Хабаров!

       БАЙДУКОВ – И вместе с ним правы герои землепроходцы – Василий Поярков, Иван Нагиба… И несмотря на страшный вой, поднятый в ответ на его великую дерзость при дворе, в столице русской империи, где все это было представлено, как нарушение приказа царя, Невельской тут же поднял русский флаг на месте сегодняшнего города Николаевска-на-Амуре…

       ЧКАЛОВ – Который, кстати, следовало бы нам переименовать в «Невельской-на-Амуре».

       БАЙДУКОВ – А вскоре поднял русские флаги и вот на этих местах, включая и весь Сахалин, тем самым, придав этому великому акту международное значение. Затем он выгнал все иноземные суда из этих мест, запретив им, когда-либо, без особого разрешения, появляться тут впредь. А главное немедленно приступил к сооружению на всем Приморском побережье военных укреплений, включая в систему защиты и одинокий, заброшенный и до этого стратегически бесперспективный Петропавловск-на-Камчатке. Тем самым создавалась сплошная оборонительная линия на побережье Тихого океана. То есть этот герой на свой риск и страх, совершил подвиг такого масштаба, который невозможно измерить. Это вызвало ликование всей передовой России, и царю-вешателю, поставленному Невельским перед таким совершившимся фактом, не оставалось ничего, как только подтвердить все то, что сделал Невельской вопреки его воле и всех иже с ним.

       ЧКАЛОВ – Вот так были сорваны все намерения вбить навеки клин между Россией и Китаем. Вот так, буквально накануне вторжения всесветных колонизаторов в эти богатейшие места, были сомкнуты границы России и Китая. Вот так Россия вышла на тихоокеанский простор и стала тихоокеанской державой.

       ВОЗГЛАСЫ – Здорово! Вот это история!

       ЧКАЛОВ (с ударением) – Есть еще к нам вопросы?

       БОРОДА – Нет! И признаться, так широко об истории этих мест я еще никогда не слыхал.

       ЧКАЛОВ (с еще большим ударением) – Так, значит, больше вопросов к нам нет?

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Все ясно! Хватит! Все правильно!

       ФЕТИНЬЯ (звонким голосом) – А теперь, дорогие гости, мы вас сейчас начнем угощать! (Обращаясь к присутствующим женщинам.) А вы, бабоньки, помогите накрывать мне стол.

       ЧКАЛОВ (вдруг) – Нет, стой! (все замерли) Отставить пока угощение.

       ВОЗГЛАСЫ – Что такое? В чем дело?! Почему?

В небе слышен гул самолетов.

       ДЕВОЧКА – Расскажите нам о Москве, о товарище Сталине. Вас товарищ Сталин послал к нам?..

Чкалов утвердительно кивает.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ (все вскочили) – Как? Сталин послал? Откуда ты взяла, Катя? Вы видели товарища Сталина?! И близко?!

       ЧКАЛОВ – Да, видели товарища Сталина. И вот так же близко, как и вас. Да, и лично товарищ Сталин указал нам этот маршрут.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Как это случилось? Как произошло?! Расскажите!

       ЧКАЛОВ – А произошло это так: мы просились вначале в другой полет, - на северный полюс хотели лететь. Но товарищ Сталин сказал: «Зачем вам туда лететь… Наша родина – необъятна. Летайте над ней… У нас есть места не менее интересные. А люди и того больше… (И Чкалов показывает, как это произошло.) И вот тут товарищ Сталин подошел к карте и сказал: «Вот вам маршрут беспосадочного полета «Москва – Петропавловск-на-Камчатке – Дальний Восток». И мы полетели. И вот когда мы проходили над выглядывающей из облаков сверкающей вершиной горы Хаошень, мы приняли по радио следующую радиограмму. Катюша, прочти.

И взволнованная до предела девочка открыла листок бумаги, который она так трепетно держала в руках, и прочла.

       ДЕВОЧКА – «Чкалову, Байдукову, Белякову. Вся страна следит за вашим полетом. Ваша победа будет победой Советской страны. Желаем вам успехов. Жмем ваши руки. Сталин, Молотов, Орджоникидзе, Димитров».

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Покажи!.. Дай взглянуть…

И знаменитая радиограмма пошла по рукам потрясенных людей. И только Чем-чен все-таки посмотрел ее даже на свет.

       БОРОДА – Так вот что ты, командир, припас для меня!

       ЧКАЛОВ – Да. И вот только здесь во всю глубину мы ощущаем весь истинный смысл маршрута перелета, указанного нам лично великим вождем, и все необъятное значение его мыслей и слов, связанных с историей этих мест – все что мы так неумело сейчас и пересказали вам.

       ФЕТИНЬЯ – Да таких гостей, как вы, у нас на острове еще не было никогда! (И горячо обращаясь ко всем присутствующим женщинам.) Бабоньки, давайте угостим наших героев так, чтобы они никогда не забыли наш островок! Давайте по домам и к тому, что есть уже у меня, тащите сюда все, что есть лучшее и у вас!

Но как только все кинулись к дверям, Чкалов воскликнул громовым голосом.

       ЧКАЛОВ – Стой! (гул самолетов в небе все слышнее) А ну-ка к морю!

И все островитяне хлынули разом, сбивая друг друга к дверям, а так как летчики в поисках своей одежды задержались в домике, то это дало возможность островитянам толкаясь в дверях, а затем уже на берегу моря, провести между собой такой разговор.

       ГОЛОСА – Вот это орел! Вот это попали в работу!

       ФЕТИНЬЯ – Ну что, черти полосатые, кто прав?

       ВОСКЛИЦАНИЯ – Все ясно. Наши, наши, советские люди.

       ФЕТИНЬЯ – А каков командир?

       ВОСКЛИЦАНИЯ – Ну, это сила! Я такого не видал! А как говорит! Нет, такого, кроме как только у нас, во всей земле не найдешь.

       ФЕТИНЬЯ – А по-моему и у нас на такого не сразу наскочишь. (И к Бороде) Как, Борода? А?

       БОРОДА – Да то, что они говорят – так чужие не скажут. (И к Чем-чену) Как скажешь, Чем-чен?

       ЧЕМ-ЧЕН (почесав в затылке) – Но все-таки подождем пограничников.

       ФЕТИНЬЯ – Тьфу!

       ВОСКЛИЦАНИЯ – Да ты очумел, председатель! Да неужели ты до сих пор не чувствуешь, что это наши ребята! И какие замечательные ребята! И как это ты мог сказать, что лица у них некрасивые?!..

       ФЕТИНЬЯ – Ай, батюшки! Это он так сказал?! Да таких красавцев я уже сто лет не встречала!

       ЧЕМ-ЧЕН (твердо) – Вот, когда придут пограничники и вернутся трое моих товарищей, и когда я услышу, что они скажут, только тогда мой скажет, что это красивые люди.

       БОРОДА (обнимая его) – Да, недаром ты у нас председатель!

И увидел выходящих летчиков.

       ФЕТИНЬЯ – Ну, а теперь…

       ЧКАЛОВ – Стой! (все замерли) Смотри!

       КРИКИ – Что это! Смотрите, самолеты!

       ЧКАЛОВ – Это наши, и прямо сюда.

       ФЕТИНЬЯ – Ой, батюшки! И в такой ураган! И смотрите, сколько!..

И страшный вой моторов потряс весь воздух над островом. И Чкалов прокричал вверх.

       ЧКАЛОВ – Здорово, ребята!

       ВЗРЫВ КРИКОВ – Смотрите, покачивают крыльями!

       БАЙДУКОВ И БЕЛЯКОВ – Нашли! Нас нашли!

       ЧКАЛОВ – Но как они узнали, что мы здесь, кто им мог передать?

       ФЕТИНЬЯ – Ой, еще идут!

Небо все гудело.

       БАЙДУКОВ – Валерий Павлович, смотрите, некоторые кажется хотят идти на посадку?

       ЧКАЛОВ – Нельзя! Бегите и выложите на земле знак, что садиться нельзя… Песок… могут перевернуться, здесь только амфибия может сесть…

Байдуков и Беляков мгновенно исчезли, а над островом в небе, не переставая, выли моторы.

       БОРОДА – Смотрите!.. и уже несется сюда корабль наших пограничников!

       ЧКАЛОВ – А сзади него, смотри… видишь темные столбы дыма. Это уже идут сюда, на полном ходу наши тяжелые военные корабли!

       ФЕТИНЬЯ – Ой, батюшки! И еще самолеты… и сколько!

И когда самолеты один за одним на бреющем полете, стали проноситься над островом, Фетинья даже согнулась со страху и заорала не своим голосом.

       ФЕТИНЬЯ – Ой, окаянные, что же они делают?!

       ЧЕМ-ЧЕН – Ура! Опять наша вся коровы сорвалась с привязи, и задрав хвосты, понеслась по острову!

       ФЕТИНЬЯ – Ой, что же это делается! (И Тен-Мен-Лену) А ты чего вертишь головой, то в небо, то в море? Беги, хоть нашу корову удержи, а то тоже сорвется и тоже понесется сзади них!..

       ТЕН-МЕН-ЛЕН – Нет, наша корова хорошая корова, она уже несется впереди всех и хвост у нее выше всех!

       ФЕТИНЬЯ – Так что же ты, идол стоишь? Беги, хоть посмотри, куда они все бегут!

       ТЕН-МЕН-ЛЕН – Плевал на корову, смотреть! А я хочу на мой советский власть, смотреть! На мой самолеты, на мой корабли смотреть…

       ФЕТИНЬЯ – Ой, опять самолеты! Не могу!

       ЧКАЛОВ – Нет смотри, Фетинья Андреевна, тоже смотри. (И обняв знакомую девочку Катю) Вот, моя родненькая, как будет, примерно, выглядеть твой маленький островок, если тебе кто-нибудь осмелится помешать учиться.

       ДЕВОЧКА (вся сияя) – Хорошо! А вот и солнышко!

       БЕЛЯКОВ (подбегая) – А вот и пограничники высаживаются и бегут сюда!

       БАЙДУКОВ – Нет, все-таки, интересно, откуда они узнали, что мы здесь.

       ЧКАЛОВ – А это мы сейчас выясним. (и кричит) Здравствуйте товарищи!

Подбегают взволнованные пограничники и с ними трое.

       ПОГРАНИЧНИКИ – Здравствуйте, товарищ Чкалов! Вся страна вас ищет…

       ФЕТИНЬЯ – Ну, что я говорила!

       ЧКАЛОВ – Постойте, постойте! Но, как же вы узнали, что мы здесь?

       КОМАНДИР (показывая на троих) – А вот эти трое товарищей в бурю, ночью переправились в лодке через залив Счастья и сообщили, что на этом острове сел неизвестный самолет, в которого не русские буквы на крыльях и нет звезд…

       ДЕВОЧКА – Папа мой. (И девочка кинулась в объятья Быкова).

       ЧКАЛОВ – Что это?.. Так значит, это вы были в лодке, которую я видел? (И Фетинье) Так это и были киты?..

       ФЕТИНЬЯ – Да, это были они.

       ЧКАЛОВ (в глубоком волнении Фетиньи) – И вы, Фетинья Андреевна, знали, что они пошли на смерть, в море, чтобы сообщить о нас пограничникам?

       ФЕТИНЬЯ – Ну, конечно, Валерий Павлович.

       БОРОДА – Смотрите, вот самолет амфибия вынырнул из облаков.

       ЧКАЛОВ – Подождите, подождите! (И к Бороде.) Так может и ты, Борода, все знал?

       БОРОДА – Но, вы уж извините, товарищ Чкалов – мы иначе не могли… это наша святая обязанность была так поступить…

       ФЕТИНЬЯ (смеясь) – А смотрите, как Чем-чен прячется от вас!

       ЧКАЛОВ – Чем-чен, что ты родной?

       ЧЕМ-ЧЕН (чуть не со слезами в голосе) – Моя даже застрелить вас хотела…

       ЧКАЛОВ (обнимая его) – И, если сядут не наши – стреляй!.. Без промаха. (и в глубоком волнении обнимая троих.) Товарищи, боевые наши товарищи!.. Верные наши товарищи! Мы никогда это не забудем… И мы расскажем об этом везде… как, в то время, когда враги внутри нашей страны пытаются сделать все, чтобы подорвать великие завоевания нашей страны, в это время простые советские люди на затерявшемся в море островке идут на все, чтобы защитить порученный им родной маленький островок…

       КОМАНДИР ПОГРАНИЧНИКОВ – А вот и летчик с самолета бежит сюда.

Подбегает летчик и вытянувшись во фронт козыряет.

       ЛЕТЧИК – Вы командир корабля 0-25, Валерий Чкалов?

       ЧКАЛОВ – Это я.

       ЛЕТЧИК – Разрешите зачитать полученную только что на ваше имя радио из Москвы.

       ЧКАЛОВ (руки по швам) – Я слушаю вас.

       ЛЕТЧИК (читая отчетливо) – «Николаевск-на-Амуре. Экипажу самолета Чкалову, Байдукову, Белякову. Примите братский привет и горячие поздравления с успешным завершением вашего замечательного перелета. Гордимся вашим мужеством, отвагой, выдержкой, хладнокровием, настойчивостью, мастерством. Вошли в Центральный Исполнительный Комитет Советов Союза с ходатайством о присвоении вам звания героя Советского Союза и выдаче денежной премии командиру самолета Чкалову в размере пятидесяти тысяч рублей, летчику Байдукову и штурману Белякову двадцать тысяч рублей. Крепко жмем вам руки. Сталин, Молотов, Орджоникидзе, Ворошилов, Жданов».

       ЧКАЛОВ (тут же, взяв из рук летчика телеграмму) – Что же это такое?!

       ЛЕТЧИК – И когда я уже улетал, по радио было передано, что отныне остров Удд переименовывается в остров Чкалова, остров Лангар в остров Байдукова и остров Кавос в остров Белякова.

       ЧКАЛОВ (едва от волнения говорит) – За что это все… Что мы такое сделали?.. Опять как во сне…

Конец акта.

                                   АКТ ТРЕТИЙ

       Вначале, в темноте послышались торжественные звуки рояля, кто-то исполнял одно из потрясающих произведений Бетховена – «Эгмонт».

       Потом, вдруг через весь зрительный зал пронесся луч света проекционного фонаря и на маленьком экране – зритель прочел:

                    ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ

       «Беспосадочный перелет по маршруту Москва – Северный Полюс – Северная Америка.

       Правительство удовлетворило ходатайство героев Советского Союза – товарищей: Чкалова, Байдукова и Белякова – о разрешении им полета через Северный Полюс в Северную Америку…

       18 июня 1937 года, на рассвете в 4 часа 04 минуты со Щелковского аэродрома, близ Москвы был дан старт, и самолет взял курс по маршруту: Москва через Белое море, Кольский полуостров, Земля Франца Иосифа, Северный Полюс и дальше через Северный Ледовитый океан в Северную Америку»…

       Затем, вспыхнул свет и зритель сразу увидел второй занавес, на котором был с большой силой изображен величественный взлет чкаловского самолета, с бетонной дорожки Щелковского аэродрома. Уже под самолетом, вдали виднелась целая армия фоторепортеров, журналистов и всех тех, кто был среди провожающих, махающих руками и приветствующих этот исторический взлет – это начало беспретендентного, грандиозного перелета, равного которому еще не было никогда.

       И только потом, когда поднялся этот занавес, мы увидели довольно большой кабинет Чкалова, в его квартире, в третьем часу ночи.

       На стене большой, прекрасный портрет Валерия Чкалова, в коричневой, кожаной куртке, снятый во весь рост… и другие фотографии, где Чкалов с женой, с сыном Игорем, с дочкой – маленькой Лерочкой на руках. Большой диван из черной кожи, шкаф с книгами, рояль, радиоприемник и телефон. На письменном столе, который стоит слева на сцене и расположен так, что сидящий за столом, должен сидеть спиной в полуоборот к зрителю, видны всего две фотографические карточки. Это и есть те две фотографии, которые Иосиф Виссарионович подарил Чкалову в Сочи. Одна из них – это портрет Иосифа Виссарионовича. Вторая – это, где Иосиф Виссарионович сидит с дочерью Светланой и сыном Василием. На стене висит уже знакомая нам, побывавшая в Кремле – большая карта двух полушарий с резко отчетливой красной линией трассы перелета по маршруту: Москва – Северный Полюс – Соединенные Штаты Америки. И, где-то над Америкой, в районе Скалистых гор, отмечена на карте маленьким самолетиком та точка исполинской трассы, где по приблизительному представлению всех присутствующих, должен находиться в данный момент чкаловский воздушный корабль.

       И в квартире полно летчиков. Многие из них, явно только с полетов, в кожаных костюмах, с планшетками через плечо. Видны там и тут, валяющиеся на диване и на стульях их мягкие кожаные шлемы, с поблескивающими большими очками.

Одни летчики стоят перед картой двух полушарий, другие сидят на диване, на стульях, среди кип разных газет и журналов и, по-видимому, перечитывают все, что в них сказано о перелете. Проголодавшиеся, закусывают, держа тарелочки на коленях, несколько человек стоят, а кое-кто из летчиков сидят на корточках, полуокружив того летчика, который все время старается с кем-то связаться по телефону, и связавшись, глухо бубнит: «Штаб перелета? Это штаб перелета?»… Трое летчиков сидят и крутят радио, за роялем сидит весь в кожаном - летчик с планшетом через плечо.

       И, вот он-то великолепно и исполняет «Эгмонт». И под аккомпанемент этого величественного творения Бетховена, один из летчиков стоит посреди кабинета и читает из газеты чьи-то стихи:

       1-й ЛЕТЧИК –

«Казалось бы, что им тревожиться!

Слава уже засверкала,

Имена их уже прогремели,

Пролетели из края в край.

Пиши, Беляков, мемуары.

Лови карасей, Чкалов,

Изучай, Байдуков, природу,

Живи, себе, отдыхай!

Но не такие люди

Герои Страны Советов,

Больше всего на свете –

Любят они труд.

Зовут их к себе маршруты,

Полны гроз и ветра,

Слава и счастье Родины,

Их к новым полетам зовут!» *

       2-й ЛЕТЧИК (с журналом в руках) – А послушайте это!

«Снежным полюсом, краем света,

Два циклона идут подряд…

Три товарища над планетой,

Сутки с лишним уже летят…

Чтобы шел самолет, как надо,

Что б дорогой прямой летел,

Чтоб гремели мы над Канадой,

Канонадой бессмертных дел!..» **

       ЛЕТЧИКИ – Хорошо! И так, и будет! (И грянули хором)

«Чтобы шел самолет, как надо,

что б дорогой прямой летел,

чтоб гремели мы над Канадой –

·        Стихотворение В. Гусева

·        Стихотворение М. Светлова

Входит Ольга Эразмовна, летчик у рояля, прекращая играть и испуганно.

       ЛЕТЧИК – Мы разбудили детей?.. Да?

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Нет, ничего. Двери закрыты. Дети спят. Лерочка – хорошо. А Игорь беспокойно, несколько раз просыпался, и все один и тот же вопрос: «Что с папой?» - Ну, что слышно?.. Вы от меня ничего не скрываете?

       ЛЕТЧИКИ – Что Вы, что Вы!..

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА (взглянув на карту) – А почему самолет все там же, в Скалистых горах?

       ЛЕТЧИКИ – Да мы считаем, что он уже дальше.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Так передвиньте же его тогда!

       ЛЕТЧИКИ – А мы ждем уточнения из штаба перелета. (И обращаясь к летчику, который сидит у телефона.) Ну, чего ты там колдуешь? Давай, уточняй, действуй!

       1-й ЛЕТЧИК (у телефона) – Да, поди-ка, прорвись. Сейчас на телефонах штаба перелета вся страна сидит. А когда удастся связаться, так на грех – все начальство к телефону подходит, и отвечает: «Читайте газеты, ждите у радио, все своевременно будет оповещено».

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Только не нужно очень часто говорить, что вы из квартиры Чкаловых говорите. Неудобно так им надоедать.

       2-й ЛЕТЧИК – Нет, нет… да и они нам уже на это ответили, что как только станет, что-либо известно, то квартира Чкаловых будет информирована в первую очередь.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Да это я понимаю, но почему штаб так долго молчит? И что ему известно, что неизвестно нам? Что с самолетом? Где они? Почему потерялась связь? Ведь вы говорили, что у вас брат в штабе перелета, неужели, он не может что-либо сообщить?

       3-й ЛЕТЧИК – Так с ним и договорились. Все что мы знаем помимо известного, это он сообщил нам.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Но это и я уже знаю. Но почему он так долго не сообщает ничего еще?

       1-й ЛЕТЧИК – А я объясняю это тем, что из штаба перелета, он вообще не может что-либо сообщить. Ему за это там голову оторвут. Поэтому, для того, чтобы нам что-либо передать, ему приходиться каждый раз незаметно смываться из штаба.

       2-й ЛЕТЧИК – И до двенадцати ночи связаться с нами ему еще было легко, он бегал звонить в магазины, в аптеку, в пивнушку, расположенные вблизи штаба.

       3-й ЛЕТЧИК (у телефона) – А после двенадцати, это стало уже неизмеримо труднее. И сейчас, для того, чтобы нам что-нибудь передать, он уже бегает, чуть ли не за километр к уличному автомату.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Бедняжка!

       4-й ЛЕТЧИК – Ни черта с ним не будет. Чего его жалеть. Но хуже, что теперь ему так надолго и часто уже не вырваться из штаба.

       5-й ЛЕТЧИК – А он там уже и не такая шишка, которая себе может это позволить.

       ЛЕТЧИК (у телефона) – Совершенно верно. Вот этим и я объясняю его молчание.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – А может быть, вы что-нибудь уже скрываете от меня?

       ЛЕТЧИКИ – Да что Вы, что Вы!..

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Только вы этого не делайте. Если вы меня уважаете, так знайте, я должна знать все.

       ЛЕТЧИКИ – И все будете знать. А вы, Ольга Эразмовна, присутствовали при взлете?

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Нет. И на этот старт родственников не допустили.

       6-й ЛЕТЧИК – Это, пожалуй и правильно.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – И наверное, даже правильно. Но это не легко.

       ЛЕТЧИКИ – А мы вам не мешаем, Ольга Эразмовна? Мы не беспокоим Вас?

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА (набирая номер телефона) – Наоборот, спасибо, что пришли. Я даже с дачи с детьми приехала. Там совершенно невозможно одним… так как – то совсем оторвано.

       ЛЕТЧИКИ – Ну и нас потянуло всех в эту ночь, в этот дом, чтобы быть поближе к Чкалову.

Входят еще летчики.

       ЛЕТЧИКИ – А мы думали, что мы будем одни! (целуя руку Ольге Эразмовне.) Даже долго не решались позвонить у дверей… а тут… Ну, что нового? Где они?

       РОССИНСКИЙ (показывая на карту) – Примерно там.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА (в телефон) – Евгения Сергеевна? Это – Ольга Эразмовна. Есть что-нибудь нового? Вот примерно, тоже и я. Ну конечно. Тут же звоните. А Вы мне. (И, как только положила трубку, тут же раздался звонок, который насторожил все.) Алло! Да, это я, Антонина Дмитриевна. Да все то же. Обязательно. А Вы мне. (вешает трубку) А кто из вас был при взлете?

       ЛЕТЧИКИ – Никто. Как ни рвались. Никак не удалось. Все были в полетах. Вот, говорят, Анатолий Серов был, но он тоже ушел вчера в полет.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Да, он звонил. Но он так восторженно что-то кричал в трубку, а я была в таком состоянии, что совершенно ничего не поняла.

В прихожей кто-то шумно вошел, раздался чей-то голос.

       ЛЕТЧИКИ – А вот и Анатолий Серов!

И в дверях появился удивительного обаяния человек. Маленькая золотая звездочка сияла у него на груди. Он – среднего роста, сильный, коренастый, его светлые волосы, открытое, мужественное лицо молодого пилота, его веселые, смелые глаза, все это необыкновенно привлекало к нему.

       СЕРОВ – А вот и я! Но что я вижу! Да, если всех, кто находится здесь, взять, да поднять на воздух Испании! Эх! И дали бы мы там жару этим фашистам.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Тише! Ведь ночь!

       СЕРОВ – Но эта ночь – всем ночам ночь! Вся Москва не спит в эту ночь! (одни движением отдергивая шторы на окнах за которыми сияла Москва, целуя Ольге Эразмовне руку и вручая цветы, и извлекая из карманов коробки конфет и тоже вручая ей.) А вы посмотрите, что только делается сейчас на улицах! Сколько народу стоит у вывешанных карт! Какие толпы стоят! Везде только и слышишь о перелете, и о том, где они сейчас! Я в ресторан за шоколадом заскочил, так там просто все смешалось. Идут с бокалами от стола к столу, знакомые и незнакомые, и такие крики, что даже столы дрожат – «За Сталина! За Чкалова! За полет! За тройку!» Один, узнав по телефону из родильного дома, что у него родился сын, так до того ошалел от счастья, что вбежал обратно в зал, вскочил на стул и во всеуслышание объявил, что у него только что родился сын, о чем он только мечтал и что в честь Чкалова, он называет своего только что родившегося сына – Валерием. Ну, его тут же качать понесли к столам. (И увидев, появившуюся в дверях домработницу.) Анна – свет – Николаевна, пожрать бы что-нибудь!

       ДОМРАБОТНИЦА – Сейчас даю, Толенька.

       ОЛЬГА АРАЗМОВНА – Вы были при взлете?

       СЕРОВ – Именно.

       ЛЕТЧИКИ – Рассказывайте.

       СЕРОВ – Взлет был ровно в 4 часа 04 минуты, 18 июня. Когда я в последний раз обнял Чкалова, посмотрел на его суровое лицо с живыми искорками в глазах, я чуть не упал в обморок, до того мне хотелось лететь вместе с ним. Я не знаю, что бы я отдал, чтобы лететь вместе с ним.

       ЛЕТЧИК – А, как прошел взлет?

       СЕРОВ – Только так, как это может сделать Чкалов.

       ЛЕТЧИКИ – Ну, только подробнее.

       СЕРОВ – Когда взвилась в небо первая красная ракета, объявляющая, что самолет готов, все провожающие уже были оттеснены на противоположный конец бетонной дорожки. На горке уже не было никого, кроме готового к взлету самолета, где уже сидел за штурвалом Чкалов. В 3 часа 50 минут, взвилась вторая ракета, которая означала «Прошу старта!». В 4 часа взвилась третья ракета, уже белая ракета, которой самолету ответили, что «Путь свободен!» Чкалов в последний раз опробовал на земле мотор, чувствовалось, что мотор работает безотказно, затем, еще пять напряженных минут, и в воздухе, шипя взвилась четвертая белая ракета, что уже означало «Старт дан!». Мы все замерли потому что понимали, что сейчас начнется хотя и самый короткий, но вместе с тем и самый трудный и сложный этап невиданного перелета во время которого Валерию Чкалову предстояло оторвать от земли невероятно нагруженную машину, вес которой был не больше, не меньше, как одиннадцать тысяч 180 килограмм, что значительно превосходит нагрузку, дозволенную обычными нормами, и поэтому весь этот старт превращался в такое испытание мастерства командира корабля, результат которого мог мгновенно даже сорвать этот неслыханный перелет и окончится вообще черт знает чем. И вот, мы видим, как Чкалов дал полный раз и пустил самолет с горки по бетонной дорожке. Я даже перестал дышать. Ревущий на полных оборотах мотор понес самолет, набирая скорость. Теперь только бы не свернуть, а то… затем все увидели, как Валерий Чкалов последний раз приветственно махнув из самолета рукой в сторону провожающих… Машина подпрыгнула раз другой, и как птица оторвавшись от земли, уверенно стала набирать высоту. Затем, подтянул под себя лапки. Кругом что-то орали, кричали, обнимались, подбрасывали вверх свои шапки, а я чуть не ревел от зависти, что вторым пилотом с ним не пошел я.

       ЛЕТЧИКИ – Да, поворочались в эти недели летчики по ночам… не мало их мечтало об этом в Советском Союзе.

Входит домработница с тарелками.

       ДОМРАБОТНИЦА – Ну, на покушай, Толюша.

       СЕРОВ (мрачно) – Уже не хочу.

       ДОМРАБОТНИЦА – Это чего?

       СЕРОВ – Расстроен.

       ДОМРАБОТНИЦА (подсаживаясь к нему) – Ну, хочешь я тебя, покормлю? Ну, открывай рот.

Серов было открыл рот, но потом вдруг улыбнулся, обнял домработницу, поцеловал ее в щеку, взял из ее рук тарелку и начиная на ходу есть, строго заговорил.

       СЕРОВ – Ну, где по-вашему сейчас самолет, что слышно?

       ОЛЬГА ЭРАЗОМВНА – Уже пять часов ночи. Известий никаких. Связь с самолетом явно утеряна… и у нас на карте… он все там же висит над Скалистыми горами в Канаде.

       СЕРОВ – Да вы что… А я считаю…

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Но у нас есть в штабе перелета свой человек, который нам передает все.

       СЕРОВ – Ну и что этот человек Вам сообщил?

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Последнее, что он нам сообщил, это то, что по предположениям штаба, - самолет в Скалистых горах… но это было очень давно…

       СЕРОВ – Да не может быть!

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Хорошо бы… Но это, по-видимому, знаете во всем Советском Союзе только один Вы. Ну, я пошла к детям.

И как только Ольга Эразмовна ушла и Серов убедился, что она уже не может услышать ничего, взяв отставленную еду, и на ходу, продолжая есть и обращаясь к оставшимся в кабинете, сурово вполголоса проговорил.

       СЕРОВ – Ну, а теперь без нее, я вызываю вас уже на мужской разговор. Выкладывайте, что вам известно с действительности.

И летчики тут же схватили большую карту, которая лежала у одного из них на коленях, вынесли на середину кабинета и четверо, взяв ее за углы растянули ее перед Серовым, словно на столе. И Серов, держа в руках тарелку и продолжая есть, проговорил.

       СЕРОВ – Ну, как произошел взлет я уже знаю, поэтому прошу рассказать, какими сведениями еще располагаете Вы, и которые знаете только вы. (К Россинскому) Ну, дед, давай ты. (И тем, кто у радио) А ты найди какую-нибудь музыку, чтобы еще больше приглушить наш разговор.

И вот тут дедушка Русского Воздушного Флота под аккомпанемент, передаваемой по радио музыки, которая хорошо легла на весь этот разговор, начал.

       РОССИНСКИЙ – По тому, что мы за это время получили из штаба, картина перелета представляется в следующем виде: первые часы после старта из Щелкова, полет протекал спокойно. Белякову по графику, - первые часы полета нужно было отдыхать. Обязанность штурмана и радиста вел Байдуков. Шли на высоте 1200 метров. Потом Байдукова сменил Беляков, у штурвала сел Чкалов. И вот, когда Чкалов попросил подкачать масло, вдруг раздалась первая тревога. Весь пол самолета вдруг залило масло.

       СЕРОВ – Началось. Что-нибудь лопнуло?

       РОССИНСКИЙ – Нет, перекачали немного и масло вышло из дренежа. Стали откачивать обратно, потом масло в машине сразу уменьшилось, а вскоре и совсем приостановилось. Затем, сменилась вахта Чкалова. У штурвала сел Байдуков. Затем, попав между двумя слоями облаков, самолет вдруг стал обледеневать. Мотор затрясся, дал вибрацию, и на стеклах, на плоскостях был уже лед. Тут же дали давление на антиобледенитель, открыли капельник на винте и струя спиртовой жидкости быстро освободила винт ото льда. Самолет стал вести себя спокойнее. Байдуков правильно скоординировал, дал полный газ и на высоте 2800 метров, вышел на верх облачности, на солнце.

       СЕРОВ – Так, дальше?

       РОССИНСКИЙ – Через 13 часов, они были уже вот здесь над Баренцевым морем. У Белякова вышел из строя сектант. Какой силы ветер… куда сносит… ориентировать стало труднее. Начало темнеть, не потому что не было солнца, а стал подступать, обещанный еще в Москве циклон. Высота 4000 метров. Смерили температуру 24 градуса ниже нуля. Стали зябнуть. Погода все ухудшалась, и ухудшалась. Резко изменив курс, повели самолет влево, но, надвигающийся циклон был неумолим, он стремительно нес вправо гигантскую черную тучу.

       СЕРОВ – Надо лезть в стену циклона.

       РОССИНСКИЙ – И Байдуков полез. И все сразу скрылось из поля зрения. Самолет со всех сторон, закрытый облаками, стал мгновенно покрываться прозрачным льдом. Началась тряска, вздрагивание.

       СЕРОВ – Эх!..

       РОССИНСКИЙ – Открыв кран обледенителя до отказа, Байдуков добился немедленного прекращения обледенения на винте, но плоскости, стабилизатор и антенны продолжали быстро леденеть.

       СЕРОВ – Дать полный газ и прорваться!

       РОССИНСКИЙ – И на высоте 4000 метров пробили облачность и вышли на солнце.

       СЕРОВ – Ну и порядок. Дальше?

       РОССИНСКИЙ – Через 17 часов полета стали подходить к земле Франца Иосифа. А в 20 часов 20 минут по Гринвичу, появились над мысом Баренца, вот здесь на острове первый архипелаг Франца Иосифа. Услышали маяк острова Рудольфа и по 58 меридиану взяли направление к Северному Полюсу.

       СЕРОВ – Хорошо!

       РОССИНСКИЙ – К полюсу шли на высоте 4000 метров, посасывали кислород. Летят уже сутки. Справа появился циклон, пришлось уклониться от курса. Стало что-то не ладиться с радиостанцией. Вышел из строя передатчик, его исправили, но приема нет.

И, наконец 90 градусов Северной широты и под ними долгожданный полюс и где-то внизу, на дрейфующей льдине – четверо мужественных советских людей. Бросили вымпел, отстучали по радио в Москву уже известное всему миру приветствие товарищу Сталину. – «Полюс позади. Идем над полюсом Неприступности. Полны желания выполнить Ваше задание. Экипаж чувствует себя хорошо. Привет. Чкалов, Байдуков, Беляков».

       СЕРОВ – Эх и полет!.. И так вошли в загадочный полярный бассейн, где до них не было еще ни одного самолета. Дальше… (Звонок телефона) Кто, штаб?

       ЛЕТЧИК – Нет. (И с кем-то приглушенно продолжает разговаривать.)

       РОССИНСКИЙ – А затем вновь циклон. Высота 5 тысяч метров. Глотают кислород. Встречный ветер. Скорость 200 километров.

      ЛЕТЧИК (у телефона вполголоса) – Товарищ полковник. (Но Серов не слышит.)

       РОССИНСКИЙ – Но циклон стал решительно наступать развернутым фронтом. И вскоре они оказались…

       ЛЕТЧИК (у телефона вполголоса) – Товарищ Серов, просят Вас…

       СЕРОВ (даже не поворачивая головы от карты) – Кто?

       ЛЕТЧИК – По-моему, Ваша жена.

       СЕРОВ (резко отмахиваясь) – Нет меня. (И Россинскому) И так опять циклон… И что дальше?

       РОССИНСКИЙ – И вскоре они оказались у такой стены облачности, высота которой была примерно в 6500 метров.

       СЕРОВ – То есть, шесть с половиной километров. Вот те на! А до сих утверждали, что высота облачности в Арктике не может быть толще 3500 метров, а 6500 – это уже не пробить.

       РОССИНСКИЙ – Лезть в облака не хотелось, повернули немного назад, а через 20 минут, завернули за облачную гору влево, но и это не помогло. Облака их нагнали.

       СЕРОВ – Плохо, но нужно лезть в облака.

       РОССИНСКИЙ – И полезли. Высота 5700. Температура снизилась до 30 градусов. Самолет идет вслепую. Самолет начало бросать. Так продолжается час, но становится очевидно, что лететь на такой высоте дальше невозможно. И, вдруг, сантиметровый слой льда абсолютно покрыл почти весь самолет. Лед абсолютно белого цвета.

       СЕРОВ – Худо. Фарфоровое обледенение это уже самое страшное.

       РОССИНСКИЙ – Достаточно сказать, что этот лед настолько крепок, что держится в течение 16 часов, не оттаивая. И вдруг… еще хуже…

Входит зачем-то Ольга Эразмовна и не останавливаясь, старается понять по лицам летчиков у карты, о чем они говорят.

       СЕРОВ (весело) – Великолепно! Так, так, очень хорошо. Полет, как по маслу. Эх и полет!.. Дальше!

       РОССИНСКИЙ – А дальше еще лучше. Чистое место. Попутный ветер, скорость самолета 200 километров.

       СЕРОВ – Какая красота!

       РОССИНСКИЙ – Вахты идут точно по графику, отдыхают, спят, сидят у штурвала. Надо бы лучше, да некуда.

Ольга Эразмовна взяла какую-то вещь, ушла.

       СЕРОВ – И вдруг?..

       РОССИНСКИЙ – И вдруг, на передней части из капота мотора что-то брызнуло, запахло спиртом…

       СЕРОВ – Что случилось? Еще какая беда?

       РОССИНСКИЙ – Переднее стекло стало еще более обледеневать. Байдуков, просунув руку сквозь боковое отверстие, финским ножом стал срубать снаружи лед. Срубив немного, он обнаружил, через образовавшееся «окошко», что воды в распределительном бачке больше нет.

       СЕРОВ – Как нет? А, ну ее к черту, музыку!

       РОССИНСКИЙ – Красный поплавок, показывающий уровень воды, скрылся.

       СЕРОВ – Пустить насос.

       РОССИНСКИЙ – Пустили. Ни черта. Вода не забирается. Нет воды.

       СЕРОВ – Почему нет? Неужели замерз трубоотвод?

       РОССИНСКИЙ – Замерз.

       СЕРОВ – Ах, черт! Так сейчас же замерзнет мотор! Что делать? Катастрофа! Где взять воду?

       РОССИНСКИЙ – Бросились к запасному баку – лед. К питьевой в резиновом мешке – лед… Режут мешок, под ледяной коркой немного еще воды. Добавляют в бак, но этого мало. И вот тут вспомнили о термосах, в которых горячий чай с лимоном.

       СЕРОВ – Так туда и чай.

       РОССИНСКИЙ – И как только горячий чай с лимоном влили туда – насос заработал.

       СЕРОВ – Ну и правильно.

       РОССИНСКИЙ – Скоро показался и поплавок, постепенно увеличивалось число оборотов мотора, трубоотвод отогрелся и самолет ушел в высоту.

       СЕРОВ (вытирая со лба пот) – Уф! И сколько же ушло на все это время?

       РОССИНСКИЙ – Три часа потратили в борьбе с циклоном. И затем увидели солнце, а вместе с солнцем и внизу вот эту коричневую землю острова Банкса. Затем при исключительно хорошей погоде пошли уже над чистой водой, достигли мыса Перкер-Пойнт.

       СЕРОВ – А это уже значит – появились над берегами Канады.

       РОССИНСКИЙ – А затем погода сразу резко ухудшилась, и (и не замечая в дверях Ольги Эразмовны)… им навстречу стал приближаться еще новый циклон.

       СЕРОВ – Ах, черт его взял! И это после такой напряженной борьбы со всеми теми циклонами, с которыми они уже встретились, потеряв столько времени, столько горючего, а главное столько физических сил, и это тогда, когда уже измотаны вдребезги всеми этими циклонами, бесконечными обледенениями, не спавши, они уже находятся в полете более двух суток, а впереди еще Скалистые горы. Ну, что дальше?

       РОССИНСКИЙ – И вот дальше всякая связь с ним прервалась и вот сколько часов от них ни слуху, ни духу.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Ну, что Вы теперь мне скажите, Серов, после всего этого?

И все только тут увидели, застывшую в дверях Ольгу Эразмовну.

       СЕРОВ – Ах, это Вы?

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Да это я… и все слышала, что Вы сейчас сказали. И так циклон за циклоном, бесконечное обледенение. Вымотанные до конца, и опять циклон, потерянная всякая связь и самолет неизвестно где.

       СЕРОВ – Так вот, что я Вам скажу.

       ОЛЬГА ЭРАЗМОВНА – Я Вас слушаю.

       СЕРОВ – И я Вам сейчас скажу не свои слова, потому что Вы мне можете не поверить, а скажу то, что говорит весь советский народ. (И неузнаваемый Анатолий Серов, вдохновенно заговорил.) А весь наш народ говорит вот что: что там, где летит Валерий Чкалов, что на том самолете, где летит Чкалов, если даже Чкалов не будет сидеть за штурвалом корабля, а просто будет лишь лежать, дремать с потухшей трубкой на бензобаке, - то этот самолет допрет хоть к черту на рога.

       ЛЕТЧИКИ (в один голос) – И допрет!

       СЕРОВ – И пройдет немного времени и Вы в этом убедитесь… и уже не здесь, не в Скалистых горах Чкаловский самолет… (и вскочив ногами на диван, он выхватил самолетик из района Скалистых гор и воткнул его, где-то уже над территорией Соединенных Штатов Америки, Серов восторженно говорит) А вот, где-то уже здесь, уже над Соединенными Штатами, уже выполнив задание великого Сталина… Вот так кругом говорит народ. И вместе с нашим народом в этом же убежден и весь воздушный флот нашей страны. И я Вам сейчас скажу, почему это так, откуда родилась такая вера в этого человека. Вы сейчас услышите то, что я обязательно когда-нибудь напишу о командире уже легендарного воздушного корабля, который летит сейчас где-то над Соединенными Штатами Америки…

И, если автор до этого говорил то, что слышали от Серова другие, и то, что удалось узнать из документов, то сейчас автор будет говорить уже те слова, которые отважный Серов даже сам написал о Валерии Чкалове и равным которых ничего подобного нет и поэтому автор отказывается рвать на части эти слова и совершенно обдуманно решает их давать полностью, предоставляя им трибуну театра и при этом считает, что это не только пойдет в разрез с так называемым понятием организации драматургического материала в пьесе, а считает, что такой монолог и в таких драматургических обстоятельствах – абсолютно правомерен в драматургии нашего времени. И вот, что сказал Серов.

       СЕРОВ – Валерий Чкалов для нас это не только лучший летчик нашей страны, но это еще и любимый, неподкупной души русский, советский человек. Величие и обаяние Чкалова, уже давно пленило нас молодых летчиков. Я и многие мои товарищи летчики-истребители, росли и формировались под влиянием Чкалова. Я один из многих и многих, которые считают его своим учителем. Ведь всегда бывает так, если видишь перед собой свет, то невольно тянешься к нему. Я закончил летную школу восемь лет назад, но о Чкалове я услышал впервые едва лишь переступив порог своей школы. О нем говорили с непередаваемой любовью. Факты из его жизни представлялись перед нами еще неоперившимися птенцами, как подлинные чудеса. Мы тогда еще не летали. Мы изучали мотор, сидели над толстыми учебниками. И вот тут в мою жизнь вошла легенда о человеке с сердцем орла и умом ученого…

(И сидевший за роялем пилот вдруг начал тихо играть и что-то такое, что по своему величию, простоте и глубине было абсолютно родственно, тем огромным и неповторимым словам, которые в свое время произнес Анатолий Серов).

Военные летчики нашей страны уже знали Валерия Чкалова еще до того, как он совершил свои исторические полеты. Рассказы об его находчивости, смелости волнами перекатывались из города в город, из эскадрильи в эскадрилью, от летчика к летчику. И это любопытство к растущему летчику увеличивалось еще тем, что он всегда подтянутый, собранный, умел летать, умел дерзать, никогда не изменяя своим мечтаниям, с упорством настоящего ученого, претворяя их в жизнь. Его примеры воспламеняли нас – молодых авиаторов, открывая перед нами увлекательные перспективы, вызывая неодолимое желание учиться у него, подражать ему. И, вот, когда я увидел его, как он летает, я был потрясен. Не скрою, что желание подражать Чкалову, когда-то овладело всем моим существом, настолько, что одно время, даже и ходить-то я начал по-чкаловски медленно слегка покачиваясь. И, например, прослышал о том, что Валерий Павлович на истребителе совершает посадку, которую сочли бы невозможной даже очень находчивые и смелые летчики. Идя на посадку смелый пилот в 50 метрах от земли переворачивал самолет, летел вверх колесами и вдруг, легко, изящно возвращал самолет в нормальное положение, опускал его точно у посадочного знака. В этом рискованном, но важном с точки зрения военного летчика, полете сказывались вся глубина чкаловской натуры, его храбрость и абсолютное умение. Много сложного в таком полете. Он требует точной координации движений, и особого, чкаловского ощущения земли. Мертвая петля была впервые проделана Нестеровым, а насколько витков, восходящим штопором были впервые проделаны Чкаловым. Чкалов первый поразил летчиков фигурой, которая названа – «Модельной бочкой». Не раз, следую заветам моего учителя, я делал эту фигуру, мой самолет вертелся юлой, ввинчиваясь в небо, и каждая секунда этого полета, исполняла мое сердце благодарностью к тому, кто впервые его совершил. Все эти чкаловские новинки обогатили нашу авиацию.

       В этих чкаловских полетах сказывалось его стремление к эксперименту. Чкалов знал, что в бою побеждают смелость, помноженная на нервы и мастерство. Своими экспериментальными полетами, он стремился развивать эти качества, так необходимые особо нам, военным летчикам. Он дорожил временем и всегда с какой-то особой тревогой следил за скользящей по циферблату часовой стрелкой. Время было ему нужно, дел было много. Один из первых пионеров советского высшего пилотажа, он хотел сделать себя и всех наших летчиков истинными, полновластными властелинами воздуха, ибо он знал, что в будущей борьбе за нашу землю, за социализм, многое решает мастерство летчиков. И каждый день, уходя, как летчик-испытатель в очередной полет, он требовал от машины все, что она могла дать. Именно, поэтому Валерий Павлович проделывал блестящие виражи, выписывая замкнутую кривую в горизонтальной плоскости. Воздушный боец Чкалов очень ценил эту фигуру, ибо знал, как часто она может пригодиться в бою. В поединке истребителей, говорил Чкалов, победит тот, кто с наибольшей точностью выпишет этот классический вираж. Не меньшее значение в бою, как известно, имеет бреющий полет. Чкалов летал бреющим полетом так, как об этом могут только мечтать многие из летчиков с мировым именем. Вспомним, хотя бы его смелый полет под мостом, когда малейший просчет мог привести к гибели. Чкалова не раз упрекали за этот

полет, но он молчаливо улыбался в ответ, зная что удавшийся опыт в будущем пригодится. Первоклассный летчик-истребитель, умеющий выжимать из самолета все, Валерий Чкалов часто шел на риск. Он считал, что летчик не умеющий умно и расчетливо рисковать, - неполноценный мастер. Однажды, едва взлетев, он проделал «бочку» над самой землей. Крыло самолета блеснуло у самой земли. Казалось, гибель неминуема. Но твердая чкаловская рука в незаметную долю секунды повела самолет на подъем и риск себя оправдал. Чтобы решиться на такой полет, надо обладать исключительной отвагой. Всем своим существом, и всем своим поведением в воздухе Чкалов говорил, что летчик, прежде всего, должен быть человеком храбрым, умеющим дерзать. Этим, он всегда привлекал к себе наши сердца. Много десятков конструкций самолетов испытывал в воздухе Валерий Павлович. И всегда горел желанием открыть в машине еще один секрет, разоблачить еще одну ее тайну. Человек с пытливым умом ученого, он пришел к одному важному выводу. Известно, что выписывать ряд фигур на больших скоростях не так трудно, как на малых скоростях и низких высотах. И Чкалов доказывал, что испытывать машины нужно в труднейших сочетаниях на различных скоростных режимах. Следует признаться, что самолеты его не подводили, и на малых скоростях, он исполнял фигуры со свойственной ему художественной четкостью. Долгое время Валерий Павлович был известен, как горячий поклонник скоростных истребительных самолетов. Он объяснял свою привязанность к ним тем, что на истребителе очень остро чувствуется полет, все ощущения приобретают особую силу и яркость. Но такой великий летчик, как Чкалов, не мог останавливаться на достигнутом. Он шел дальше. Он почувствовал новое влечение к тяжелым машинам, и дальним радиусам действия. Все знают, что плавный дальний лет белокрылых гусей совершенно отличен от беспокойного полета ласточек. Валерий Павлович в совершенстве познал тревожный лет скоростных истребителей, легких и увертливых, как ласточки. Но ему захотелось изучить твердый, спокойный и уверенный полет тяжелых машин на дальнее расстояние. Одни истребители в будущих боях не решат дела, нужна еще грозная воздушная артиллерия, сжатый, стальной кулак – тяжелые корабли. И Валерий Чкалов стал таким водителем тяжелых кораблей, каких немного найдется на земном шаре.

       Если собрать золотые крупицы чкаловского опыта, если привести в систему все уже сделанное Чкаловым для развития нашей оборонной мощи в воздухе, то откроется величественная картина. Подлинный новатор и человек необыкновенной отваги, он делает все, чтобы наши военные летчики обладали самым высоким мастерством. Теперь нам точно известно, что можно назвать чкаловским.

       И в будущих боях советский пилот вспомнит Чкалова, его крепкие руки, его сердце, полное гневной ненависти к врагам.

       Но есть еще одно, что я еще не сказал, и это по-моему, самое главное. Есть еще одно, чему нас летчиков научил любить, и так как может только любить Чкалов – человек неподкупной души, в котором собраны все лучшие черты нашего народного героя. Я говорю о любви Валерия Чкалову к товарищу Сталину…

И вот в этот момент, поворотный круг сцены сделал медленный разворот и вместо квартиры Чкалова, на сцене появился кабинет Сталина в Кремле… За окнами горели рубиновые звезды и еще долго будут слышатся затихающие звуки рояля из предыдущей картины.

В кабинете один Сталин. На полу стоял огромный глобус. Сталин медленно расхаживал по кабинету, дымя трубкой, остановился у глобуса, всматривался в то место, где проходил последний этап маршрута перелета. Входит Поскребышев.

       СТАЛИН – Где Чкалов?.. Что слыхать о Чкалове?

       ПОСКРЕБЫШЕВ – Все тоже, товарищ Сталин.

       СТАЛИН – Значит – ничего.

Поскребышев кладет бумаги на стол и уходит. Сталин подходит к столу и взяв в руки большой карандаш начинает работать. Из второй двери появляются с бумагами Молотов, Ворошилов, Жданов, Калинин, Микоян, Андреев, Каганович.

       МОЛОТОВ – Товарищ Сталин, сейчас мы рассмотрели тщательно проект этого нового гигантского строительства и возражений у нас нет.

       СТАЛИН – Ну, раз у вас тоже нет – так запускаем. (И подписывает документ)

       ЖДАНОВ – Пора вам, Иосиф Виссарионович, и отдохнуть. Так нельзя. Уже шестой час утра.

       СТАЛИН – А почему вы все еще работаете?

       МОЛОТОВ – Да решили, пока не узнаем каких-либо известий от Чкалова, не уходить.

       СТАЛИН – Ну вот и я тоже.

       ЖДАНОВ – Как Вы полагаете, какое у Вас ощущение, почему с самолетом потеряна связь?

       СТАЛИН – Трудно сказать, что там произошло…, но в несчастье я не верю… как этого предчувствия в себе не ищу… и, как мне исподволь его не навязывают некоторые из очередных обанкротившихся горе-руководителей нашего воздушного флота, с одним из которых я вот только что разговаривал по вертушке. При чем, мне известно, что этот тип уже не раз говорил, что первый полет Чкалова по маршруту: Москва – остров Удд – это случайная удача.

       МОЛОТОВ – Да, в известной мере, он даже пожалуй и прав, если принять во внимание, что для того, чтобы помешать первому перелету кое-кто шел даже на то, что при подготовке, во время последнего тренировочного полета кто-то оставил в механизме шасси самолета – долото… и Чкалову пришлось посадить тяжелый самолет на одно колено.

       ВОРОШИЛОВ – Однако, что же он вам говорил? Как он объясняет это исчезновение самолета?

       СТАЛИН – Он даже умолчал о том, что несмотря на то, что американские власти были предупреждены, что штурман самолета владеет только русским и французским языком, так вот оказывается, что во всей Америке не нашлось ни одного радиста, который бы смог на понятном для штурмана языке по радио передавать самолету Чкалова позывные.

       ЖДАНОВ – Что же получается? После того, как самолет Чкалова был вынужден переключиться на радиосвязь с Америкой, - все позывные ему стали передавать на непонятном для штурмана языке?

       СТАЛИН (кивая головой) – И тем самым, строго говоря, вынудили самолет идти просто вслепую.

       ВОРОШИЛОВ – И это как раз тогда, когда самолет вновь попал в самые тягчайшие атмосферные условия!

       СТАЛИН – Да, тут по-видимому, все учтено.

       МОЛОТОВ – И это после того, как экипаж самолета уже в беспрерывном полете более двух суток.

       СТАЛИН – А что, собственно, вы хотите, - ведь дело идет о беспосадочном перелете, равного которому не видел еще мир. И этот полет осуществляется на аппаратах, которые целиком созданы на заводах советской страны. Поэтому поведение Америки, у которой Советская страна уже больше никогда не купит ни одного самолета, меня нисколько не удивляет. А вот враги, действующие внутри нашей страны и являющиеся опорой окружающего нас враждебного мира, - меня больше интересуют… Есть эта агентура врага и в нашей авиации. Все говорит за то, что враг действует со все возрастающим напряжением…

       МИКОЯН – И видимо еще продолжает надеяться, что мы его до конца не сломаем.

       СТАЛИН – Ничего! Не такое ломали. Они доиграются. О, я чувствую, как бы они были все рады узнав, что Валерий Чкалов, уже никогда больше не встанет им поперек дороги и не поднимется перед ними, как вы помните, он поднялся перед командующим всеми воздушными силами и по-чкаловски… при всех… сказал этому Алкснису прямо в глаза… - «Нет, за вами советская авиация не пойдет, так летать, как мы летали еще недавно – мы уже летать никогда больше не будем!» - И Чкалов совершенно прав! Великий Нестеров, вытаращил бы глаза, если бы он увидел, как мы летаем через 22 года после его мертвой петли. Разве такой должна была быть авиация советской страны? Ведь у нас была не авиация, а богадельня… Нам теперь уже понятно, чем ответили наши враги, когда несмотря на их ожесточенное сопротивление, советским народом была также создана и могучая авиационная промышленность нашей страны. Враг, поставленный перед совершившимся фактом, тут же перенес свою отчаянную подрывную деятельность на личный состав воздушного флота. В чем это выразилось? А вот в чем: в то время, когда наша страна уже получила возможность сама создавать лучшие в мире самолеты и моторы, в это же время наши летчики были заведомо поставлены в такие обдуманно преступные условия, что им ничего не оставалось, как только гнить на корню. Теперь установлено, что вся наука для них была построена лишь на принципе «держать и не пущать» и какие летчики! И особенно больно смотреть на авиационную молодежь!.. Ведь такой молодежи нет нигде в мире… такой молодежи нет цены!.. Она просто рвется в воздух! Трудно даже представить, какими рыцарями в воздухе многие и многие из них проявят себя, если будет война! А что с этой молодежью выделывали до сих пор?!.. Ей создавали такие условия и такой, так называемый, якобы строго обоснованный научный режим, что словно опускали их в студень…, где ни руки тебе не поднять, ни ноги выдернуть, где встать нельзя и плыть невозможно. А тот, кто пробовал это ломать, - так и не успевал оглянуться, как его уже подводили под такой монастырь, что оставалось только диву даваться… На все шли, вплоть до тюрьмы… И все это звенья одной и той же цепи, в которую хотели и еще пытаются намертво заковать весь советский народ, всю страну… И я себе представляю, как они были бы счастливы, чтобы вот сейчас, открылась бы дверь, вбежал бы бледный Поскребышев и крикнул: что перелет сорван! Что Чкалов не долетел до Соединенных Штатов Америки! Что получено радио, что советский воздушный корабль, обнаружен разбитым в Скалистых горах… и русский богатырь – Валерий Чкалов и его двое верных товарищей – уже мертвы…

И, буквально врывается Поскребышев.

       СТАЛИН – Что случилось?

       ПОСКРЕБЫШЕВ – Только что… радио о Чкалове!

       СТАЛИН – Что?!

       ПОСКРЕБЫШЕВ – Сели в Соединенных Штатах Америки, в районе Портленда в 16 часов 20 минут, 20 июня!

       СТАЛИН – Ну?!.. Что я вам говорил?!

       МОЛОТОВ – Потрясающе!

       СТАЛИН – Ай да, Чкалов! Вот это молодцы! Где этот Портленд?! (и все столпились у карты).

       ВОРОШИЛОВ – Вот Портленд. Вот это молодцы!

       СТАЛИН – Вот как работает советский народ! (И уже исчезающему Поскребышеву.) Немедленно сообщайте обо всех дополнительных подробностях полета. Стойте! А главное немедленно сообщите об этом семьям Чкалова, Байдукова и Белякова.

Поскребышев вышел, а Сталин подошел к карте, у которой столпились все, и в кабинет заструилась величественная музыка. И Сталин показал по карте.

       СТАЛИН – Вот они где. Эко! – куда махнули!

       КАЛИНИН – С победой, Иосиф Виссарионович!

       СТАЛИН – И я боюсь, что в полной мере даже они не представляют, что они сделали для своей страны! (Быстро выходит Поскребышев.) Что нового?

       ПОСКРЕБЫШЕВ – Еще новый радиоперехват. Сели на военном аэродроме в Ванкувере, пробыв в воздухе 63 часа 16 минут, покрыв по воздуху расстояние в 11 тысяч 430 километров.

       ЖДАНОВ – Грандиозно!.. Вот Ванкувер.

       ПОСКРЕБЫШЕВ – И, что экипаж самолета Чкалова сейчас является гостями командующего военным округом Ванкувера, который после снятия комиссией барографов с самолета увез к себе домой экипаж, где трое героев сейчас и отдыхают.

       СТАЛИН – Так… следите дальше.

Поскребышев вышел.

       МОЛОТОВ – Кстати, Ванкувер, это какой военный округ? Вернее, кто там командующий военным округом?

       ВОРОШИЛОВ – Генерал Маршал.

       СТАЛИН – Это уже не тот ли генерал Маршал, который в первую мировую войну был адъютантом у командующего американским экспедиционным корпусом?

       ВОРОШИЛОВ – Генерала Першинга?

       СТАЛИН – Да.

       ВОРОШИЛОВ – Он – самый.

       СТАЛИН – Подвезло же этому Маршалу!

Слышно как часы на Спасской башне бьют шесть часов.

       СТАЛИН (Жданову) – А теперь, Андрей Андреевич, садитесь за мой стол и пишите…

Жданов сел за письменный стол Сталина и когда по радио раздались величественные звуки Интернационала, Иосиф Виссарионович стал диктовать.

       СТАЛИН – «Соединенные Штаты Америки. Штат Вашингтон, город Портленд. Экипажу самолета Чкалову, Байдукову, Белякову. Горячо поздравляем вас с блестящей победой. Успешное завершение геройского беспосадочного перелета – Москва – Северный Полюс – Соединенные Штаты Америки, вызывает любовь и восхищение трудящихся всего Советского Союза. Гордимся отважными и мужественными советскими летчиками, не знающими преград в деле достижения поставленной цели. Обнимаем вас и жмем ваши руки».

Торжественно звучал Интернационал и Сталин первый подписал телеграмму. За ним подписал Молотов. И, в то время, когда за Молотовым стали подписывать Ворошилов, Калинин, Жданов, Микоян, Андреев и Каганович, - на авансцене произошел следующий диалог.

       СТАЛИН (задумчиво) – Итак, теперь можно пускать и Громова…

       МОЛОТОВ – Понятно.

       СТАЛИН – А Чкалову и его товарищам, надо будет предоставить возможность подольше побыть в Америке.

       МОЛОТОВ – Да, да, пусть они поближе познакомятся с этой страной.

       СТАЛИН – Непременно. Обязательно сообщить об этом Чкалову, через нашего посла… (и вдруг) хотя, должен признаться, что Чкалов, вероятно, даже не представляет, как я буду скучать без него… (и вздохнув) Но…, ничего не поделаешь.

                                   Конец третьего акта.

                              АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ

       В личном архиве Валерия Чкалова имеется большая фотография, на которой запечатлено следующее: на поле военного Ванкуверского аэродрома в Соединенных Штатах, усеянного бесчисленными кино- и фотокорреспондентами, стоят с развернутыми знаменами американские войска. Эти войска выстроены в честь экипажа легендарного советского самолета. Экипаж, возглавляемый командиром самолета Валерием Чкаловым, стоит так же в строю, в некотором отделении, напротив войск. Еще не рассеялся дым от почетного салюта. В пороховом дыму, в пространстве между экипажем, и войсками, командир войскового соединения отдает почетный рапорт полномочному послу Советского Союза в Соединенных Штатах Америки А.А. Трояновскому. Причем, на этой фотографии запечатлена еще одна любопытная деталь. Рядом с командиром советского самолета – Валерием Чкаловым, стоит в строю, вытянув руки по швам, прогремевший впоследствии, сам пресловутый, длинноногий генерал Маршал.

       Вот это все. После того, как исчез в темноте основной занавес сцены, сопровождаемый, начавшейся музыкой и должно быть изображено на втором занавесе, перед которым на самой авансцене стоят спиной к зрителю трое американцев и разглядывая, изображенное на втором занавесе, ведут громкий разговор.

       ПЕРВЫЙ – Ну, вот, теперь убедитесь сами! Перед вами поле Ванкуверского аэродрома… Вот, выстроились в честь экипажа легендарного самолета, с развернутыми знаменами войска. Вот, стоит экипаж легендарного самолета во главе с шеф-пилотом Чкаловым. Рядом с ним – второй пилот Байдуков, рядом штурман Беляков. Еще все поле в пороховом дыму от салюта… Вот командир воинского соединения с обнаженной саблей отдает почетный рапорт чрезвычайному послу Советского Союза в Америке – Трояновскому, а рядом с шеф-пилотом Чкаловым, кто стоит вытянув руки по швам?..

       ВТОРОЙ – Сам генерал Маршал!

       ТРЕТИЙ – Ай, да пройдоха!

       ПЕРВЫЙ – А вы мне не верили! Вот он и знаменит! А все американские агентства газет и журналов, просто уже завалены Маршалом из Ванкувера, вот точно такими фотографиями, где на первом плане везде торчит он.

       ВТОРОЙ – Да, такая реклама для него могла действительно свалиться только с неба… это для него… будет такой трамплин…

       ПЕРВЫЙ – А, что я вам говорил?! Теперь держу пари, что этот длинноногий, который, может быть, так бы и сгнил где-то в Ванкувере, сейчас так обсосет и использует, действительно, свалившееся ему с неба это счастье, что на поле его аэродрома победно закончился непревзойденный перелет, за которым, затаив дыхание следил весь мир, что Америка закачается!

       ТРЕТИЙ – Да, теперь его уже в Ванкувере ничто не удержит… Теперь он уже поползет вверх так, что только держись. Теперь за ним только, следи!

       ПЕРВЫЙ – Впрочем, так в Америке поступил бы и каждый, у которого есть башка на плечах.

       ВТОРОЙ – Н-да… (взглянув на часы.) Однако, мы уже опаздываем в советское посольство, на грандиозный прием в честь легендарных героев…

И, как только трое ушли со сцены, тут же пошел занавес и перед зрителем предстала внутренность здания посольства СССР в столице США, в Вашингтоне в день грандиозного приема, устроенного посольством Советского Союза в честь Чкалова и его товарищей.

На сцене одна из больших гостиных посольства, поражающая своим великолепием, которой сегодня овладели всех мастей и оттенков американские журналисты, присутствующие на приеме. Они оседлали все специально включенные для них бесчисленные телефоны и передавая по ним в редакции американских газет свои сообщения – бубнили на разные голоса. Причем, те, кто ждет своей очереди разговоров по телефону, бесцеремонно подталкивают и торопят заговорившихся. И слышно, как по тому телефону, который был расположен ближе всех к авансце6не, какой-то солидного вида журналист, передавал.

       ЖУРНАЛИСТ – Прием, организованный советским посольством в честь Чкалова и его спутников, уже заканчивается. Столица Соединенных Штатов никогда не забудет… На приеме присутствует 1300 человек. Среди них находятся: члены правительства, весь дипломатический корпус, сенаторы, члены Палаты представителей, ученые, писатели, журналисты, представители деловых кругов, военные пилоты, прилетевшие из других Штатов страны, представители крупнейших авиационных заводов и воздушных линий. На приеме оглашено огромное количество приветствий… телеграмм, присланных не только со всех концов Америки, но и со всех концов мира, адресованных мистеру Чкалову и его спутникам. Триумфальное шествие по нашей стране отважных пилотов, вписавших неповторимую страницу в историю авиации – нашло свое продолжение и на этом приеме. Овациям в честь героев нет конца.

       2-й ЖУРНАЛИСТ – Передаю текст, только что получили поздравительные телеграммы, присланные на имя героев-летчиков известным полярным исследователем – адмиралом Бердом… «Прошу передать мои сердечные, дружеские приветы и самое горячее поздравление великим летчикам, совершившим замечательный исторический подвиг, который навсегда останется в анналах мировой авиации. Перелет из СССР в Соединенные Штаты – это перелет блестяще спланированный и блестяще выполненный».

       3-й ЖУРНАЛИСТ – Мистер Джонсон, являющийся товарищем министра торговли в своей речи на приеме сказал, что он приветствует полет, как историческое достижение и приветствует летчиков, чья храбрость пленила воображение американского народа.

       4-й ЖУРНАЛИСТ – Передаю: только, что оглашенную на приеме, полученную поздравительную телеграмму, присланную на имя советских летчиков известным полярным исследователем – Линкольном Эльсворт: «Я приветствую трех великих летчиков. Транс-Арктический воздушный полет в настоящее время является совершившимся фактом: Смелость и храбрость советских летчиков являются непревзойденными».

       5-й ЖУРНАЛИСТ – Генерал Вестовер заявил, что перелет Москва – Северный Полюс – Соединенные Штаты Америки, - один из величайших подвигов нашего времени.

       6-й ЖУРНАЛИСТ – Передаю: Только что оглашенную на приеме приветственную телеграмму, полученную на имя трех советских летчиков от известного исследователя стратосферы – майора Стивенса: «Полет через Северный Полюс – опять обратил внимание всего мира на мощь Советского Союза, на храбрость и искусство советских летчиков и на превосходное оборудование их самолетов. Их перелет, который совершился в очень неблагоприятных метеорологических условиях, был бы самым трудным подвигом, даже в условиях прекрасной погоды…»

       4-й ЖУРНАЛИСТ – Да, чуть не забыл, запишите и подчеркните, что особое внимание на этом приеме советские летчики, и особенно шеф-пилот оказывают присутствующему на приеме, среди всех белых почетных гостей, - единственному негру Мэттью Хенсону, который является живым участником экспедиции Пира к Северному полюсу.

Трое журналистов, уже отговоривших по телефону, сошлись на авансцене.

       1-й ЖУРНАЛИСТ – Да, подобного приема давно уже не видел наш Вашингтон. Представляю, что творится в эти дни с Херстом, как он лезет на стену. Даже он вынужден замолчать.

       2-й ЖУРНАЛИСТ – Ну, такой перелет, такой подвиг заставит перестать злобствовать любые газеты, если не хотят сразу потерять всех подписчиков… Но, можете быть спокойны, что Херст свое наверстает.

       3-й ЖУРНАЛИСТ – Как наверстают и многие из присутствующих на этом приеме, которые рассыпаются в улыбках командиру воздушного корабля и его спутникам. Только я сильно подозреваю, что эти великолепные парни все понимают, они из той страны, где цену подобным улыбкам знают.

       2-й ЖУРНАЛИСТ – Однако, взгляните на здание. Думала ли когда мадам Пульман, которая построила этот дом для своего сына, которого она мечтала сделать дипломатом, что этот ослепительный по своей красоте дом, во французском стиле, где всюду блеск, золото, бархат и который она затем продает, станет когда-то тем самым домом, где расположится в столице Соединенных Штатов – первое посольство самой загадочной страны мира.

       3-й ЖУРНАЛИСТ – И где блестяще не только представляют свое государство, но даже, как никто, разобрались и во всей этой рутине, необходимых официальных приемов, являясь уже и в этом для всех примером.

       1-й ЖУРНАЛИСТ – А как вам нравится – это удивительно исполинская рыба, которая заняла чуть ли не половину центрального стола?

       2-й ЖУРНАЛИСТ – О, я первый в Америке это узнал о ее прибытии! На особом пароходе она была живой доставлена из Советского Союза, на адрес посольства, специально для этого приема. Я ее лично встречал в порту. Когда я увидел эту махину живой, я невольно даже снял шляпу и поклонился.

       3-й ЖУРНАЛИСТ – А это неповторимая русская зернистая икра…

       2-й ЖУРНАЛИСТ – Да, ей, бедняжке, каждый раз здесь достается, как никому.

       3-й ЖУРНАЛИСТ – Я всегда ем только ее.

       1-й ЖУРНАЛИСТ – И, как я заметил, только большой ложкой, как кашу.

       3-й ЖУРНАЛИСТ – Ну, как и все. А, что же я буду делать?

Слышится отчетливо голос журналистки, которая передает следующее сообщение по телефону.

       ЖУРНАЛИСТКА – Алло! Редакция журнала «Совет Рашес Тудент». Записывайте: прием в Советском Посольстве в Вашингтоне, устроенный в честь трех отважных советских пилотов, доказал еще раз, что несмотря на то, что мы живем в век развития связи, несмотря на наличие газет, телеграфа и радио, Октябрьская Революция продолжает быть новинкой. Для рядовых американцев Октябрьская революция начинает проявляться в захватывающих воображениях фактах. Через Северный полюс пришло к нам осязаемое доказательство существования нового общества. Двадцать лет прошло с момента победы, в 1917 году. Это двадцать лет ложной информации об СССР. Но сейчас пробита брешь. Полет через Северный полюс – осуществлен силами рабочего класса, вызывает новый рой мыслей в умах миллионов американцев…

Затем к тому телефону, который находится ближе всего к авансцене, подходит один из воротил американского мира журналистики, являясь, по-видимому боссом какого-то могучего агентства. Он просто схватил за шиворот и отбросил от телефона какого-то мелкого журналиста, перекрывая всех, начинает передавать.

       БОСС – Хэлло! Это я. Записывайте. И, так прием в честь летчиков Чкалова и его спутников в посольстве Советского Союза в Вашингтоне уже закончился. Этот прием навсегда оставит след в памяти тех, кто имел честь присутствовать при нем. Сейчас мистер Чкалов, мистер Байдуков и мистер Беляков, вместе с советским послом мистером Трояновским и его супругой уже стоят в верхнем вестибюле, который находится около лестницы и провожая гостей, занимаются таким нестерпимым делом, от которого можно сойти с ума… Отважным пилотам уже пришлось при встрече гостей – пожать не больше, не меньше, как 1300 рук. Сейчас, провожая гостей, они вынуждены заниматься этой безобразной работой вторично. Итого, они пожимают за этот вечер 2600 рук.

       Подвожу итог: триумф советских летчиков беспределен. Отметьте в газете петитом следующее: особым вниманием присутствующих пользовался командир корабля – шеф-пилот мистер Чкалов. Его свободный и независимый вид, и вместе с тем, умение держаться с удивительным тактом, чрезвычайно импонирует всем присутствующим. Это великолепный человеческий экземпляр. Нет, не так. Зачеркните. Это ультрачеловеческий экземпляр. Женщины от него без ума. От имени американской общественности он был увенчан венком из живых цветов – белых роз, который, кстати, он принял так, как будто на него надели не триумфальный венок, а словно воткнули ненужную, вторую булавку для галстука. И это было всеми отмечено. Рисунок его жестов выдает в нем подлинного аристократа. Он великолепно носит костюм, блестяще танцует… И все это заставляет, с чрезвычайной осторожностью относиться к тем сведениям, из России об этом человеке, который, якобы всего лишь простой парень с русской реки Волги, типа нашей Миссисипи, вначале он молотобоец, потом кочегар. Тут явно что-то не то. Тут уже пропаганда. Это супер джентльмен! А когда он начинает

отвечать на задаваемые ему вопросы на приеме, начинает твориться что-то невообразимое. Даже, известные всей Америки зубоскалы, которые способны своими словами сбить с ног кого угодно, и те стушевались. Мистер Чкалов не лезет за словами в длинный карман и не копается там полчаса, а тут же мгновенно дает сдачи, так как отвечает великолепным ударом мяча – чемпион игры в теннис. И причем с таким сверкающим остроумием, что присутствующие на приеме от восторга задирают даже коленки до подбородка. Что? Да, можете приписать – и дамы тоже!

В этот момент влетевший, как бомба какой-то журналист прокричал.

       ЖУРНАЛИСТ – Джентльмены. Внимание!

       ЖУРНАЛИСТЫ – Что случилось?

       ЖУРНАЛИСТ – У меня впечатление, что советский посол делает все, чтобы избавить мистера Чкалова и его друзей от последнего интервью.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Что?.. Э, так… это ему не пройдет.

       ЖУРНАЛИСТ – Тогда за мной!

И как только журналисты шумно исчезли из гостиной, в других дверях – появился посол Советского Союза Трояновский и быстро проговорил сопровождающим его служащим посольства.

       ТРОЯНОВСКИЙ – Мгновенно выключите все эти телефоны. (И какому-то человеку.) А Вы немедленно к журналистам и сделайте все, чтобы создать впечатление, что я тут же уже увез наших пилотов в загородную виллу на отдых.

И когда служащие посольства выключили все телефоны и аппараты унесли с собой, - в дверях появляются усталые Чкалов, Байдуков, Беляков, причем Чкалов нес в руках венок из белых роз, как носят авоську…

       ЧКАЛОВ (устало) – Эх, знал бы товарищ Сталин, как тошно здесь без него! (И лениво, швыряя венок чуть не через всю комнату, на какой-то диван) Даже он не может предположить, как скучно здесь без него.

       ТРОЯНОВСКИЙ – Ну, кажется, мне удалось Вас избавить от журналистов.

       БЕЛЯКОВ (устало опускаясь в кресло) – Не может быть?!

       БАЙДУКОВ – Вот этого мы Вам никогда не забудем.

       ТРОЯНОВСКИЙ – И так, Валерий Павлович, теперь Вы можете отдохнуть. Ваши имена уже запечатлены на века на большом глобусе «Клуба Исследователей», который испещрен, нанесенными на него маршрутами наиболее выдающихся путешествий. Теперь на этом глобусе нанесен и великий Сталинский маршрут: беспосадочного перелета Москва – Северный Полюс – Соединенные Штаты Америки. На большом глобусе среди автографов Нансина, Амундсена, Стефансона, Поста, Хэтти, Вилкинса, Чемберлена, Амелии Эрхард, появились и Ваши имена.

       ЧКАЛОВ – А теперь, Александр Антонович, еще раз о том же: от представленной нам нашим Правительством возможности побыть еще месяц в Америке, я лично категорически отказываюсь. Я хочу домой, и как можно быстрее… еще чуть-чуть и я взвою. Хватит с меня Америки… хватит с меня всех этих встреч с купцами… они мне осточертели еще в детстве, на Волге… А с народом все равно не дадут поговорить в волю… Первый пароход – и Америка только меня и видала!

       ТРОЯНОВСКИЙ – Первым пароходом уходит в Европу «Нормандия».

       БАЙДУКОВ – Вот Вы нас на Нормандии и отправьте.

       ТРОЯНОВСКИЙ – Это уже сделано. Билеты на каюты «Люкс» уже у меня в кармане. Но, все-таки, может быть…

       ЧКАЛОВ – Нет, нет… И я понимаю, что пробыли мы здесь маловато, но ввиду того, что наше пребывание было здесь несколько необычное, мы сумели повидать все же многое и хорошее, и плохое. У нас глаз наметанный, у нас такой хрусталик в глазах, который есть только у советских людей. Мы видим все насквозь, как рентген. И все ребра видим и все железки, которые припрятаны в карманах и пистолеты, и кистень, и железные перчатки, и все ключи, и отмычки, и даже последнюю, единственную, оставшуюся на его жизнь мелкую монету в кармане у человека, внешне выглядевшего вполне элегантно.

       ТРОЯНОВСКИЙ – Скажите, Валерий Павлович, вот после того, как Вы увидели сами Америку, какой писатель по Вашему отразил ее наиболее верно?

       ЧКАЛОВ – Если Вы имеете ввиду американских писателей, то можно много верного увидеть и в произведениях Джека Лондона, Марка Твена, Генри и особенно Теодора Драйзера… У англичан – Диккенса…

       ТРОЯНОВСКИЙ – Нет, я имею в виду наших писателей.

       ЧКАЛОВ – Так об Америке у нас писали и Короленко и особенно Максим Горький. Но больше всех меня потряс Владимир Маяковский.

       ТРОЯНОВСКИЙ – Я очень рад Вашему ответу.

       ЧКАЛОВ – И Горький здорово писал, но Маяковский это что-то непостижимое. Величие этого поэта, сейчас после Америки для меня теперь стало таким, что трудно это свое ощущение передать Вам словами. И ведь только подумайте, Вы только вспомните, когда Маяковский приехал в Америку. Он приехал сюда в 1925 году – это тогда когда у нас в советской стране на заводах делали лишь одни зажигалки. И вот эта Америка не только не оглушила его всем тем, чем она оглушает других, а Маяковский разобрался в ней так, как не разобрался в ней до него никто из писателей. Никакие одурманивающие американские дымовые завесы, не скрыли от него ничего. Ничто не ускользнуло от его взгляда. Он все раскопал. Он во всем разобрался, как никто, он все раскусил. Все засек, все отметил, и все назвал своими именами. А главное, с какой гордостью за свою Родину, с каким предвидением ее великого будущего он смотрел на все здесь. И я не знаю, как я не удержался, и не произнес сегодня перед всей Америкой те слова Маяковского, которые, после всего того, что здесь мы увидели, плещутся в моей душе, как развернутые боевые знамена и звучат во мне, как никогда.

«Это мы Эдисоны,

Невиданных взлетов

Энергии светов,

Но главное в нас

И это ничем не заслонится

Это наша Страна Советов

Советская воля,

Советское знамя,

Советское солнце!..

И вдруг широко распахиваются большие двери, и в гостиной появляется огромная толпа журналистов и возглавляющий всю эту толпу знакомый уже нам бос – радостно орет громовым голосом.

       БОСС – Ай, ай, ай! Как нехорошо господин посол обманывать тех, которые сами обманут кого угодно.

       ЧКАЛОВ – Вот окаянные.

       ТРОЯНОВСКИЙ – Но господа…

       БОСС – Причем должен Вас опечалить, что мы уже знаем тот день и час когда мистер Чкалов и его друзья покидают Америку.

       ЧКАЛОВ – Да Вы что, я и не собираюсь.

       БОСС – Да что Вы говорите мистер Чкалов? Но на всякий случай – мы будем все на «Нормандии» и как только Вы появитесь в предназначенной для вас каюте «Люкс» - билеты от которого уже в кармане господина посла, то в Вашей постели Вы уже увидите меня, где я и приму от Вас последнее интервью.

       ЧКАЛОВ (с хохотом) – Чтоб вы пропали!

       ТРОЯНОВСКИЙ (журналистам) – Нет, нет господа, теперь я прошу дать возможность нашим героям отдохнуть.

       БОСС (хохочет) – Отдохнуть? Да Вам только стоит взглянуть в окно, чтобы убедиться, что отдых Вы не скоро получите. Там внизу помимо нас, Вас ждет целая армия корреспондентов, которая со всех сторон блокировала здание Советского Посольства.

       БАЙДУКОВ И БЕЛЯКОВ (взглянув в окно) – Какой ужас! Да кто же эти.

       БОСС – Короче, господа, хотите Вы этого или не хотите этого, но интервью с Вами обязательно появится завтра во всех газетах Америки. Я вижу Вы просто плохо знаете с кем Вы имеете дело.

       ЧКАЛОВ (вдруг весело) – Да что Вы говорите? (и хлопнув босса по плечу так что он даже присел)  Так вот знайте, если бы это бы не Вашингтон и не наше посольство – так я бы живо с Вами разделался. И не только Вас бы отсюда выгнал, но и всю эту армию внизу в два счета разогнал.

Это вызвало бурю восторга и босс восхищенно кричал.

       БОСС – Ну что я Вам говорил! Мистер Чкалов – это супер экземпляр! И мы тем более ни за что не уйдем отсюда, пока не получим от него интервью.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Во что бы то ни стало!

       БОСС (Чкалову) – Вы нас окончательно обворожили мистер Чкалов и поэтому если Вы не хотите, чтобы завтра во всех газетах Америки мы не написали бы того, что Вы не только не говорите, но что у Вас не было даже и в уме, то смиритесь и приступим к работе.

       ЧКАЛОВ – Но я уже собственно сказал все, что хотел сказать.

В ответ на это раздался взрыв голосов журналистов, которые, словно по команде выхватили из карманов блокноты.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Ну, хоть еще несколько вопросов, мистер Чкалов! Умоляем ответить всего на несколько вопросов, только несколько вопросов, мистер Чкалов… Ну, разрешите?

       ЧКАЛОВ – Хорошо. Но, только не более пяти минут и конец.

       ТРОЯНОВСКИЙ – Но, тогда мы сделаем только так: поскольку там внизу ожидает еще целая армия корреспондентов. Я возьму с собой товарищей Байдукова и Белякова и пойду к ним, а Вы уж Валерий Павлович оставайтесь здесь, теперь уже ничего не поделаешь.

       ЧКАЛОВ – Решено.

И когда Трояновский с Байдуковым и Беляковым ушли, журналисты вцепились в Чкалова.

       1-й ЖУРНАЛИСТ – Итак, мистер Чкалов! Мы журналисты заметили, что во время приема Вы вдруг над чем-то задумывались. Причем, впечатление получалось такое, что Вам чего-то не хватало?

       ЧКАЛОВ – Совершенно правильно.

       2-й ЖУРНАЛИСТ – Может быть, Вы разъясните истинную причину всего этого Вашего состояния?

       ЧКАЛОВ – Хочу домой. Нестерпимо хочу домой.

       ГОЛОСА – Великолепно!

И все журналисты тут же записывают.

       2-й ЖУРНАЛИСТ – Мистер Чкалов, вся Америка интересуется, есть ли у Вас дети?

       ЧКАЛОВ – А как же. (И вынимает из кармана несколько телеграмм) Вот, кстати, получил от сына телеграмму… нет это не его телеграмма. Это от дорогой Фетиньи Андреевны, нашей хозяюшки с острова Удд. (И наконец) А вот и от сына. (читает) «Северная Америка. Штат Вашингтон. Город Портланд, Чкалову. Дорогой папа, поздравляю тебя с благополучным окончанием перелета из Москвы в Северную Америку. (и жестом руки показал от каких малышей будет говориться в телеграмме) Горячий привет тебе от пионеров (жест) и октябрят (жест еще ниже), лагеря имени товарища Молотова, Артек. Передаю горячий привет тебе, дяде Байдукову и дяде Белякову. Папа 30 июня исполняется 12 лет Артека. У нас будет большой пионерский костер. Мы все пионеры (и опять жест) и октябрята (снова жест) просим тебя, дядю Байдукова и дядю Белякову и маму прилететь к нам на юбилейный костер. Твой сын Игорь!»

       3-й ЖУРНАЛИСТ – Превосходно, значит, у Вас есть один ребенок?

       ЧКАЛОВ – Как один? Нет, еще и маленькая доченька Лерочка… у меня есть… Таким образом у меня двое детей, но я должен Вам заявить, что считаю это совершенно недостаточным. Я хочу большую семью, много детей.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Превосходный ответ!

       4-й ЖУРНАЛИСТ – Еще вопрос, мистер Чкалов, Америка интересуется любите ли Вы свою жену?

       ЧКАЛОВ – Бесконечно! И если у нас родится еще дочь, я назову ее именем моей жены.

И все время подписывая свой автограф на беспрестанно подсовываемых ему фотографиях.

       4-й ЖУРНАЛИСТ – А расскажите, мистер Чкалов, Америка все хочет знать. Расскажите, какая она у Вас?

       ЧКАЛОВ – Но это невозможно. Я облетел из края в край всю нашу страну, я объехал почти всю Европу. Вот, теперь пересек Вашу Америку, и нигде, даже подобного своей жене ничего не видел. Так, что даже примерно я не могу ответить на ваш вопрос.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Браво! Вот это ответ!

       ЧКАЛОВ – Давайте дальше.

       5-й ЖУРНАЛИСТ – Мистер Чкалов, Америка очень интересуется, какой момент связанный с Вашим перелетом, Вы считаете особенно тяжелым и почти невыносимым?.. Когда Вам казалось, что силы уже оставляют Вас?

       ЧКАЛОВ – Это когда мне приходится разговаривать с американскими журналистами и подписывать бесконечные автографы.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Браво! Ультра – ответ!

       ЧКАЛОВ – Ну, все.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Не, нет! Еще! На бис!..

       ЧКАЛОВ – Ну, давайте.

       6-й ЖУРНАЛИСТ – Ответьте, мистер Чкалов, на следующее. Америка уже зная Вас, одного из самых отважных пилотов мира, не знающих страха, все-таки интересуется таким вопросом.

       ЧКАЛОВ – А именно?

       6-й ЖУРНАЛИСТ – Скажите, мистер Чкалов, неужели Вы никогда в жизни не испытали чувства страха?

       ЧКАЛОВ – Ну, как же. Ничто человеческое мне не чуждо. Однажды, я помню, натерпелся такого страха, какой вряд ли кто испытал.

       6-й ЖУРНАЛИСТ – Внимание! Тихо! А при каких обстоятельствах это произошло?

       ЧКАЛОВ – Один случай навсегда останется мне в памяти. Это случилось тогда, когда у нас родилась наша дочка Лерочка. Я поехал встречать в больницу жену. И вот, когда она мне передала на руки нашу крошку, и я пошел с ней вниз по лестнице, я так боялся ее уронить, у меня так дрожали руки, что я до сих пор не могу забыть этого ужаса, который я тогда испытал.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ (хохот) – Великолепно! Браво! Мистер Чкалов, и больше страха Вы никогда не испытывали?

       ЧКАЛОВ – Как никогда?

       ЖУРНАЛИСТЫ – А именно?

       ЧКАЛОВ – Да каждый раз, когда моя жена садится за руль нашей машины, а меня сажает рядом с собой за пассажира – у меня всегда от страха даже волосы на голове дыбом встают!

Буря восторга. Все аплодируют.

       ЧКАЛОВ – Следующий вопрос.

       1-й ЖУРНАЛИСТ – Вот он. Мистер Чкалов! Америку интересует следующее…

       ЧКАЛОВ – Что еще интересует Америку?

       1-й ЖУРНАЛИСТ – Америку интересует… что самое потрясающее Вы пережили уже после Вашего полета, то есть после того, как Ваш воздушный корабль приземлился в Америке?

       ЧКАЛОВ – Самое потрясающее для меня и моих товарищей – это была полученная нами в Ванкувере телеграмма с поздравлениями от нашего Великого вождя и его боевых соратников.

Появляются Трояновский, Байдуков, Беляков.

       ТРОЯНОВСКИЙ – Как? Неужели они все еще Вас мучают? Нет, больше я этого не допущу.

       7-й ЖУРНАЛИСТ – Теперь все. Разрешите поблагодарить Вас от имени всех нас за Ваше внимание, блестящие ответы. Но прежде чем уйти, нам хотелось бы на прощание услышать без всяких вопросов Ваше последнее слово к Америке.

И перед Чкаловым появился микрофон.

       ЧКАЛОВ – Ну, что же Вам сказать?

       ДИКТОР – Алло, алло! У микрофона командир легендарного самолета, совершившего беспосадочный полет Москва – Северный Полюс – Америка, который продолжая беседу с корреспондентами Америки заключает ее следующими словами…

       ЧКАЛОВ – И так мы – уезжаем. Спасибо за все. Всей Америке уже известно, что в ночь на 12 июня, по тому маршруту, который проделал наш самолет Москва – Северный Полюс – Соединенные Штаты Америки, уже летит еще один вестник нашей великой страны. Этот самолет ведут Михаил Громов, Юмашев и Данилин. И, вот, господа, будьте уверены, что не дальше, как на рассвете все американские радиостанции разбудят вас извещение о благополучной посадке на территории ваших Соединенных Штатов – этого воздушного корабля. Это новое доказательство, что наш полет – это не выдающийся случай, а полет, который авиация советской страны уже может производить в порядке вещей. Можно ли этот факт отнести к мастерству наших советских пилотов? Да. Но только отчасти. А точнее, только в небольшой степени. И вот почему. Таких, как мы – наша тройка, таких летчиков, которые летят сейчас уже в небе над Канадой, у нас в Советском Союзе – достаточно. Но Вы – американцы – деловые люди, и поэтому продолжаю свою мысль, я позволю себе, смотря вам прямо в глаза, задать следующий вопрос…

       ДИКТОР (в микрофон) – Внимание! Внимание!

       ЧКАЛОВ – А позвольте вас спросить, откуда бы могли появиться у нас хорошие летчики, и хотел бы я знать, как бы эти летчики сюда долетели и на чем бы мы долетели, если бы развитие наших летчиков и все их совершенствование не опиралось и не было обеспечено всей той необходимой техникой, мощью нашей советской – отечественной промышленностью, какая необходима для получения тех результатов, которые все в Америке, говоря ее словами, считают результатом, который вписал в новую золотую страницу в истории мировой авиации? Ответ на этот вопрос существует только один.

       Ничего бы мы летчики не сделали, если бы не было того, на чем они смогли бы приложить свои силы. Скажу больше: и даже летчиков, просто не было бы у нас. А все это, чем так сегодня восхищается мир, произошло только потому, что из убогой, самой отсталой страны, Россия превратилась в страну Ленина-Сталина и, которая в неслыханный короткий срок, под руководством великого вождя Иосифа Виссарионовича Сталина и нашей славной партии – превратилась из той страны, которую вы когда-то знали, и при том, тоже скажем прямо, довольно не точно, в такую страну, которую, да простите меня, вы не знаете совершенно. А все то, что вы знаете находится совершенно не только по ту сторону… - действительной истины, но лично с моей точки зрения, и даже очень часто по ту сторону и здравого рассудка.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ (журналистов) – О-о! Мы просим доказательства. Мы просим примеров!

       ЧКАЛОВ – Да примеров хоть отбавляй. Ну, вот хотя бы даже такой.

       ДИКТОР (в микрофон) – Внимание! Внимание!

       ЧКАЛОВ – Ну, как же иначе я могу расценить тот факт, когда адмирал Берд – одной рукой отправляет нам поздравительную телеграмму, поздравляет нас с благоприятным окончанием перелета, который он называет несравненным – а, другой рукой он одновременно пишет в американские газеты статьи, где дословно говорит, что полет Валерия Чкалова и Михаила Громова – это полеты, которые имеют явно стратегический, разведывательный характер, необходимый для будущих заокеанских рейдов Советской Воздушной Армады. Я спрашиваю, где тут здравый смысл? Я спрашиваю, зачем Армадам Советских бомбардировщиков появляться в небе над Америкой? Может быть, я что-то не понимаю? Или что-то не знаю? Разве Америка собирается нападать на нас? Мы к вам летаем, как вестники доброй воли, и нам и в голову даже не приходило, что кто-то может так расценить наши полеты. Все это лишний раз доказывает о той существующей здесь потрясающей путанице в представлении о роли задачах, правах нашей страны, о ее великой идейной цели. Мы советские люди, люди труда и мира, но по-видимому эта путаница, кому-то нужна. Нам остается надеяться, что американский народ, простые американские люди, их здравый рассудок, поможет им разобраться в том, что из себя представляют те, кто так старается внушить о нас такое превратное представление. И вот именно этому-то простому американскому народу, который везде нам оказывал такой радушный прием – и это самое светлое, что мы унесем с собой отсюда на свою Родину. Я от имени своей страны говорю, не только Америка, но и никакая другая на свете страна не увидит в своем небе армады советских бомбардировщиков, прежде чем…

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Прежде чем?

       ЧКАЛОВ – Прежде чем мы не увидим в небе над нашей Родной страной, врага!

       БОСС (тихо) – Но Америка хочет знать… Ну, а если Вы вдруг все-таки увидите в небе над своей Родиной врага, то как Вы себе представляете, что тогда будет?

       ЧКАЛОВ (через паузу) – Так пусть знает Америка… если грянет война… вот тогда мы уж полетаем. Как только пока один Сталин знает, как мы будем летать. Вот тогда рванутся в воздух такие, которые удивят все и всех. (И вдруг сразу начинает пожимать всем руки.) А теперь имею честь кланяться. Хватит с Вас!

И включил радио. И в комнату ворвалась пленительная песня, являющаяся всегда вступлением к нашей пионерской зорьке, которую исполняли прекрасные чистые, как родниковая вода, юные голоса.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Что это?

       ЧКАЛОВ – А это уже мы! И больше я Вам уже ничего не скажу, потому что я весь, всем своим существом уже не здесь не в Америке.

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Как уже не в Америке?

       ЧКАЛОВ – Да, да… вот представьте! Скажу даже больше, несмотря на то, что Вы рядом, - я уже даже плохо Вас вижу…

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Как плохо нас видите?

       ЧКАЛОВ – И несмотря на то, что Вы кажется даже кричите, - я уже даже плохо Вас слышу…

       ВЗРЫВ ГОЛОСОВ – Но как же это может быть?!

       ЧКАЛОВ – А потому что… я уже весь, всем своим сердцем, всеми своими мыслями и всеми своими новыми планами… там, где Сталин и вокруг него несокрушимой стеной весь наш советский народ!

И в этот момент, поворотный круг сделал медленный разворот, и на сцене вновь появился знакомый кабинет Сталина, и на сцене уже не ночь, а день, и уже золотой солнечный свет залил весь кабинет. В кабинете Сталин. Еще долго будет слышно, по-видимому, передаваемая где-то по уличным радиорупорам, продолжение пленительной пионерской зорьки – из предыдущей картины.

В кабинет входят Молотов, Ворошилов, Жданов, Калинин, Микоян, Андреев, Каганович и Сталин встречает их следующими словами.

       СТАЛИН – Вы помните вот здесь же… ту ночь, когда никто из вас, до самого рассвета, ни за что не хотел уходить отсюда домой…, когда с самолетом Чкалова уже давно пропала всякая связь, когда он исчез, где-то на подступах к Скалистым горам?..

       МОЛОТОВ – Но Вы, упорно не хотели верить в какое бы то ни было несчастье с Чкаловым.

       СТАЛИН (посмеиваясь) – А вот сейчас, представьте, мне что-то не верится, что сегодня я увижу его.

       ЖДАНОВ – Да, как это может быть?!

       СТАЛИН – Ну, я не знаю… Ну, мало ли что…, а вдруг почему-нибудь поезд задержится.

Входит Поскребышев.

       ПОСКРЕБЫШЕВ – Поезд с возвратившимися из Америки Чкалова его спутниками, встречаемый товарищами Хрущевым и Булганиным, точно, вовремя прибыл в Москву.

       СТАЛИН (взглянув на часы, улыбаясь) – Гм… и поезд пришел… странно… И где же они сейчас?

       ПОСКРЕБЫШЕВ – Трое героев приняв на перроне почетный караул уже появились на трибуне на площади перед Белорусским вокзалом и товарищ Хрущев уже открывает митинг.

       СТАЛИН – А, как в Георгиевском зале уже все собрались?

       ПОСКРЕБЫШЕВ – Да, все полторы тысячи приглашенных, уже в сборе.

       СТАЛИН – Но вначале героев провести сюда.

       ПОСКРЕБЫШЕВ – Есть.

И Поскребышев ушел.

       СТАЛИН – А ну-ка послушаем, что творится на площади перед Белорусским вокзалом.

И Сталин включил радиоприемник, и в рупоре раздались слова Хрущева.

       ГОЛОС ХРУЩЕВА – А теперь, разрешите от имени по поручению Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической партии большевиков и Советского правительства, митинг посвященный встрече участников беспрецедентного в истории беспосадочного полета Москва – Северный Полюс – Соединенные Штаты Америки, считать открытым и предоставить слово командиру легендарного воздушного корабля – Валерию Павловичу Чкалову!

И вслед за этими словами в радиоприемнике раздалось такое, от чего, казалось, вот-вот и приемник разлетится на мелкие части, - это так встретили появление у микрофона на трибуне Чкалова собравшиеся массы народа у Белорусского вокзала. Могучее Урра! Прокатилось по площади и слышались крики: «Да здравствует Сталин»! Ура, авиации»! «Да здравствуют, сталинские соколы!» «Да здравствует, партия!» «Да здравствует, Советское правительство!» И наконец, когда появилась возможность начать, послышался голос стоящего рядом с микрофоном Хрущева: Ну, кажется, Валерий Павлович, уже можно начать… и раздались слова Чкалова.

       ЧКАЛОВ – Здравствуй, Родная страна! Здравствуй, родная Москва!

       СТАЛИН – Он!..

И опять что-то неописуемое пронеслось на площади.

       СТАЛИН – Гм… Неужели я его все таки увижу сегодня?

И переждав овацию – Чкалов стал продолжать.

       ЧКАЛОВ – Мы очень счастливы и горды тем, что нам первым пришлось проложить новый сталинский маршрут, который лежал через Северный полюс в Соединенные Штаты Америки.

       Мы горды сознанием, что партия, правительство и товарищ Сталин доверили нам второй сталинский маршрут.

       Никакие преграды, никакие морозы, никакие пурги и обледенения самолета не могли остановить нас. С путевкой товарища Сталина на маршруте, ни останавливаться, ни сворачивать никуда нельзя. Да наш экипаж к этому не привык, этого делать он не умел.

       Здесь перед лицом трудящихся города Москвы, мы обещаем в дальнейшем, так же прокладывать сталинские пути по неизвестным неизведанным маршрутам.

       Мы знаем, уверены в дальнейших победах только потому, что нами руководит наш великий товарищ Сталин.

       Да здравствует вдохновитель всех наших побед, наш учитель и отец, товарищ Сталин.

И в ответ на эти заключительные слова, рванула такая овация, которая перекрыла даже все предыдущие… раздались звуки оркестров и Сталин сказал.

       СТАЛИН – Итак, через несколько минут они будут здесь!.. А пока они будут проезжать от Белорусского вокзала и до Кремля, мы будем продолжать наши дела и я предлагаю, Вячеслав Михайлович, прежде чем запустить, - еще раз взглянуть на этот проект нового гигантского строительства.

И Молотов развернул перед Сталиным, какие-то бумаги и все политбюро, во главе со Сталиным, склонилось над проектом и началось неслышимое для зрителя обсуждение проекта, и неслышимое потому что тут же, вслед за сказанными словами Сталина, по радио раздался отчетливый голос диктора.

       ДИКТОР – Внимание! Внимание! Говорит Москва! Говорит Москва! Итак, митинг, посвященный встрече в Москве экипажа легендарного Чкаловского самолета, окончен. В сопровождении товарищей Хрущева и Булганина – Валерий Чкалов, Георгий Байдуков и Александр Беляков уже спускаются с трибуны… Пионеры их забросали цветами… Герои направляются к автомобилям, чтобы двинутся отсюда прямо в Кремль, где они встретятся сейчас с товарищем Сталиным и его соратниками. Вот Чкалов вместе со своей женой – Ольгой Эразмовной Чкаловой и сыном Игорем, садятся в первую машину, которая вся увита цветами… Байдуков со своей женой садится во вторую, Беляков в третью… Вот машины с героями медленно двигаются через залитую несметным количеством народа площади, по направлению к улице Горького, даже не представляя того, что ждет их на Главной улице великой столицы нашей Родины, которая сейчас на всем свом протяжении от Белорусского вокзала и до Кремля, - представляет из себя просто неописуемое зрелище. Сотни тысяч нарядно одетых людей запрудили всю магистраль. Не только в каждом открытом окне и на каждом балконе видны массы людей, но и все крыши домов усеяны народом… Но вот машины героев уже миновав площадь, выехали на прямую улицу Горького… и сразу же потонули в нахлынувшей на них метели цветов и миллиардов листовок, сбрасываемых на героев со всех окон, балконов и крыш…

И все эти слова диктора сопровождали восторженные крики советского народа… Звуки оркестров… и восклицаний в честь Сталина, партии, Советского правительства, трех героев и советской авиации.

       СТАЛИН – Так вы говорите, Вячеслав Михайлович, что и у вас у всех нет никаких возражений по поводу запуска этого нового строительства?

       МОЛОТОВ – Да, товарищ Сталин. Мы все тщательно изучили проект этого гигантского строительства, и возражений у нас нет.

И вот тут Сталин слегка повернув что-то в приемнике, сразу настолько смягчил его звучность, что все, что делалось в эти минуты на улицах Москвы, которая устраивала триумфальную встречу героям, - весь зрительный зал не только продолжал слышать, но, вместе с тем, благодаря этому смягчению все, что происходило в это время на улицах – это уже стало тем фоном на котором Сталин, дымя трубкой, обращался к Молотову, который держал какие-то бумаги, произнес.

       СТАЛИН – Ну, что ж, поскольку сейчас в этом окончательном варианте проекта уже учтены и все замечания и поправки, которые возникли у нас во время предшествующих обсуждений, я теперь, уже отчетливо вижу эту махину в готовом, нужном и уже действующем виде.

       МОЛОТОВ – Да, тут все уже предельно ясно.

       СТАЛИН – Так запускаем. (И подписал.) И прошу, чтобы каждый день сводка хода строительства была у меня на столе.

       МОЛОТОВ – Будет сделано.

       СТАЛИН – И поторапливайтесь с окончательным вариантом проекта нового строительства в Сибири.

       МОЛОТОВ – Не позже, чем через неделю, он уже будет у Вас на столе.

       СТАЛИН – А кстати, как обстоит дело с проектом, нового строительства на Севере?

       МОЛОТОВ – Меня заверили, что окончательный вариант этого проекта на днях будет у меня.

       СТАЛИН – Пора запускать, чтобы до зимы уже можно было многое там сделать.

       МОЛОТОВ – Но всех опередил новый Уральский проект.

       СТАЛИН – Как?! Он уже у Вас?

       МОЛОТОВ – Сейчас только что получил.

       СТАЛИН – Вот это молодцы! Сделайте так, чтобы вечерком, этот новый Уральский проект лежал вон там (и показывая на свой стол, где лежала большая пачка бумаг).

Молотов увидел что-то в окне, воскликнул.

       МОЛОТОВ – Вон они! (И открыв окно) Взгляните, что творится на Красной площади!

       КАЛИНИН – Смотрите, что делает народ!

И с Красной площади в кабинет ворвался отраженный неистовый шум ликующего советского народа и Сталин показывая рукой на площадь произнес.

       СТАЛИН – Вот пусть попробует, что-нибудь остановить этот великий народ в его движении к коммунизму! Нет таких сил в мире!

       ЖДАНОВ – А Чкалов… смотрит только на это окно…

       СТАЛИН – Ох, я ему сейчас задам!.. Я ему, что-то сейчас напомню!.. (И отходя от окна.) Да, советские люди неудержимы в своем творческом порыве… Они бесстрашны. Они идут осваивать пустыни, они врубаются в горы, они ставят такие рекорды по добыче угля, равным которым еще не было никогда… По всей стране они строят новые гиганты заводы… Великий колхозный край уже дерется за урожай в 6500 миллионов пудов зерна. (Подходит к большому глобусу) … Моряки за одну навигацию проходят по всему Северному морскому пути. Папанинская четверка плывет на льдине в районе Северного полюса. А наши летчики идут в такие грандиозные полеты, каких не знал еще мир… И я верю, да верю, что весь мир увидит еще такие наши дела… (И вдруг, словно не выдержав, Сталин воскликнул.) Да, что такое?! Где же они?!

И толкнул руками большие двери, и в открытых дверях, в сопровождении товарищей Хрущева и Булганина, появилась Чкаловская тройка. И Сталин зааплодировал вместе со всеми, кто был в кабинете.

       СТАЛИН – Ну, наконец-то! А то, мне уже показалось, что вы в Америку скорее летели, чем двигались по улице Горького…

       ЧКАЛОВ – Но, товарищ Сталин, экипаж нашего самолета, на главной магистрали Москвы, встретился с такими явлениями, какие мы не встречали ни над Северным Полюсом, ни над полюсом Неприступности, ни над Скалистыми горами, а тем более не в Америке. И после этого мы просто уже не можем, сразу же не просить Вашего разрешения на новый перелет и уже теперь вокруг всего земного шара.

       СТАЛИН – И никак не меньше?!

       ЧКАЛОВ – А ничего другого и не остается. Взгляните в окно, на Красную площадь, на наш народ и, Вы поймете, что все иное просто исключено! И хочется летать так, как еще не хотелось никогда!

С Красной площади уже величаво неслась «Песня о Родине» - и Чкалов тут же повернувшись и взяв из рук обслуживающего персонала, который в этот момент внес в кабинет, необычайной красоты художественную скульптуру, изображающую хрустальный земной шар, над которым распростерли свои серебряные крылья – три могучих орла. Чкалов поставил ее на постамент перед Сталиным и произнес.

       ЧКАЛОВ – Товарищ Сталин!.. (И показывая на скульптуру.) Вот эту чудесную скульптуру, мы получили в подарок там, за океаном. Но от имени нашего экипажа, я там же, в Америке, сразу же заявил, что этот подарок адресован, явно, не по адресу… Но, мы пообещали, во чтобы то ни стало это исправить и приподнести ее в Кремле, истинному герою – вдохновителю и организатору, не только нашего перелета, но и организатору и вдохновителю всех невиданных побед, нашей преображенной, необъятной, многонациональной Родины – дороже которой для нас, советских людей нет ничего на свете!

       СТАЛИН – Нет, этот полет – Ваша победа!.. Вы даже, может быть, сами не представляете себе, что вы сделали для нашей социалистической Родины… И вот, от имени нашей великой Родины, которая это никогда не забудет, разрешите мне поблагодарить вас от всего сердца… Позвольте мне обнять вас от всей души…

И Чкалов легким движением руки пустил вперед, к Сталину Байдукова. Сталин обнял и поцеловал Байдукова, затем Чкалов тем же самым движением руки, послал к Сталину и Белякова. И вот, Сталин обнял и поцеловал Белякова. А затем Байдуков и Беляков, с разных сторон, сделали тоже чкаловское движение, чтобы выдвинуть к Сталину и своего командира… Но, Сталин уже сам шел к Чкалову и остановившись перед ним, он опустил свои руки на его плечи.

       ЧКАЛОВ (вздохнув) – Ну, наконец-то!

       СТАЛИН (повернул голову к Жданову, сказал тихо) – Вы, помните его в Сочи?..

       ЖДАНОВ – Да, как же это можно забыть?!

       СТАЛИН (Чкалову) – Так вот, теперь уже я Вас обниму так же, как Вы меня обняли тогда…

И Сталин рванул Чкалова к себе и изо всех сил сжал в своих объятиях своего любимца… Все торжественнее гремела на Красной площади песнь о Родине. И под восторженные аплодисменты всех присутствующих на сцене, Сталин так и не выпустил его до тех пор, пока не закрылся занавес.